Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты, вероятно, отправишься прожигать жизнь со своими новыми друзьями, пока меня нет, – проницательно предположила мать, как только дверь за гостьей захлопнулась. – Что-то крепко они за тебя взялись, уж не знаю почему.
– Если уж “прожигать жизнь”, – сказала Джин с великодушием победительницы, – то лучше, конечно, знать, что ты где-то развлекаешься, а не сидишь тут одна.
– Развлекаюсь? – сказала мать, и ее как будто передернуло. – Скорее терплю кучу глупых женщин, а не развлекаюсь.
– Я уверена, что они не все глупые. Миссис Мэлсом вполне достойная особа.
– Покуда они не попытаются вовлечь меня в какой-нибудь комитет. Сама знаешь этих женщин из церкви, как вцепятся своими когтями!
Джин рассмеялась.
– Ты преувеличиваешь! Это Союз матерей, а не стадо диких зверей.
– Что-то я не заметила, чтобы ты вызвалась участвовать.
– Я не мать, – сказала Джин.
16
КОЛОНКА КЭТ
Добровольная тетушка
Найдется ли категория женщин более осмеянная, чем незамужняя тетка? Упустившая возможность брака и материнства из-за послевоенной нехватки мужчин, она представляет собой одновременно комическое и трагическое зрелище. Она по-девичьи стыдлива, ее ничего не стоит смутить, она с подозрением относится ко всему новому, любит кошек и местного священника – и традиционно вызывает жалость и насмешки. Она прозябала на задворках романов, как глупенькая мисс Бейтс у Джейн Остен, пока Агата Кристи не возвела Джейн Марпл в ранг героини – свойственные незамужним тетушкам природное любопытство и мнимая безобидность сделали ее идеальной сыщицей.
Но сейчас появилась новая порода незамужних женщин – современных, образованных, с собственными средствами и карьерой, – и это спасение для семейных пар, измученных жизненными тяготами.
У этих женщин находятся время и силы быть “добровольными тетушками” детям друзей или соседей.
Что может приносить больше внутреннего удовлетворения и взаимной выгоды? Юная особа приобретает мудрого советчика и доверенное лицо, не обремененное избыточными ожиданиями. Бездетная женщина наслаждается мимолетным вкусом радостей материнства и начинает лучше понимать младшее поколение. А у родителей появляется время для себя. В выигрыше все!
Бодрые ноты “Турецкого марша” заполнили церковь Святой Марии на Стрэнде, от вибраций пианино содрогнулись цветы на шаткой деревянной подставке под кафедрой. Остались от венчания с прошлой недели, подумала Джин, обмахиваясь напечатанной программкой. Входя, им пришлось ступать по мешанине бумажных конфетти. Рядом с ней сидела Маргарет и в такт музыке болтала ногами в белых гольфах и синих босоножках с перепонкой. На коленях у нее был пакет ирисок. Джин предусмотрительно все их заранее развернула, чтобы обертки не шуршали. А теперь они размякли и подтаяли на жаре, и отделить одну от другой оказалось непросто.
В детстве отец сводил ее на точно такой же концерт. Тогда ей не очень понравилась музыка – как, по правде говоря, и сейчас. Но это был ценный и редкий опыт – особенный день в городе с отцом. Ей казалось, что фортепианный концерт станет чем-то вроде торжественного открытия череды выходов с Маргарет и вызовет интерес к занятиям музыкой, но она чувствовала, что девочке скучно. Программа была длинная, церковные скамьи жесткие. Другие слушатели были в основном даже старше Джин – вероятно, постоянные посетители, – а детей не было вовсе. Ей, наверное, хочется вернуться домой и играть с кроликом, подумала Джин.
Может, для нее это вовсе не награда, а тяжкая повинность – страдать, чтобы мама была довольна. И все же, когда Джин появилась в середине дня в сидкапском доме, чтобы забрать Маргарет, девочка была одета в свой лучший наряд и пребывала в состоянии радостного ожидания.
Гретхен и сама казалась возбужденной, и Джин почувствовала мгновенный укол вины; мать не взяли в их приключение.
Когда они уходили, Маргарет спросила неожиданно серьезным голосом:
– Ты сможешь без меня, мамочка?
– Постараюсь изо всех сил, – рассмеялась Гретхен и поцеловала дочь в сияющую щеку.
– Если тебе будет одиноко, всегда есть Джемайма.
– Спасибо, буду иметь в виду.
После Моцарта был небольшой перерыв перед Рахманиновым, и пианистка ушла из трансепта, наверное, чтобы сосредоточиться или попить воды. Воздух был сухой и пыльный; в лучах света из высоких окон сверкали пылинки и застревали в горле.
– Уже закончилось, – шепнула Маргарет поверх аплодисментов, и в ее голосе, казалось, было больше надежды, чем сожаления.
Джин встала, жестом позвала Маргарет за собой, и они украдкой выбрались из своего ряда вниз по проходу и выскользнули через тяжелую западную дверь на слепящее солнце, во внезапный гомон улицы.
– Мне вполне хватило, а тебе? – сказала Джин, когда они отошли на безопасное расстояние от церковной территории.
Раньше она никогда не уходила с середины концерта или другого представления, и у нее почти кружилась голова от собственной дерзости. Даже если ты не получаешь удовольствия, уходить – это все равно расточительство, а следовательно, ты грешишь против бережливости – единственной религии, которую исповедовала Джин.
Маргарет кивнула.
– Мне понравилась последняя мелодия, но она была слишком длинная.
– А ведь в один прекрасный день и ты сможешь так играть.
Маргарет потрясла головой и скроила гримасу ужаса и протеста.
– Эта женщина когда-то была точно как ты – разучивала гаммы, занималась; она не с рождения так играет.
– Я не люблю играть перед людьми. Если кто-нибудь слушает, я начинаю ошибаться. Я люблю петь. Не нужно брать ноты, они уже внутри тебя.
В ней был неиссякаемый источник таких реплик – очаровательных и неожиданных, наивных и глубоких одновременно. Казалось, что вопросы пузырятся в ней и выпрыгивают наружу от любого толчка – или без него. “Как ты думаешь, Джемайма меня любит? В смысле, кролики могут на самом деле любить людей, как ты думаешь?” “Когда ты смотришь на небо, ты видишь те же цвета, что и я, или нет?” “Если ты родила одного ребенка, значит, ты точно сможешь родить еще одного?” Джин не очень понимала, как отвечать на последний вопрос, не вдаваясь в запутанные детали человеческой репродуктивности, находящиеся далеко за пределами ее полномочий добровольной тетушки. Принимая во внимание необычное происхождение самой Маргарет, было безопаснее сказать: “Не всегда. Дети не всегда появляются, когда ты этого хочешь”. Они шли по Стрэнду, ища, чем бы подкрепиться. Маргарет несла сумочку на ремне – детскую версию сумки Гретхен – и болтала ею на уровне лодыжек. Время от времени она попадала Джин по ноге.
– Какая прелестная сумочка, – сказала Джин, отступая в сторону, чтобы избежать очередного удара. – Что ты в ней носишь?
Маргарет перекинула сумку через плечо, как