Кан Инхо почудилось, что внезапно выглянуло солнце и осветило все вокруг, развеяв пасмурный сумрак, разогнав тучи на мрачном небе. Он подумал: вот было бы так, вот бы сгинул хмурый муджинскии туман, эта вечная сырость и промозглость.

— Что касается сексуальных домогательств и изнасилования, будет достаточно передать нашу видеозапись, однако по поводу избиений желательно удостовериться заранее, чтобы прямо на месте устроить небольшой брифинг. Сам понимаешь, чем скорее это дело получит освещение в прессе, тем быстрее пойдет расследование.

— Хорошо. Только… В прошлый раз ты чуть не плакала… Как ты теперь, в порядке? — Ему не хотелось заострять на этом внимание, но не удержался, спросил.

В трубке послышался смущенный смех.

— Знаешь, в нашей работе начинаешь за здравие, а кончаешь за упокой. Сначала все чинно и благородно, а потом, как правило, хлюпаешь носом.

Кан Инхо рассмеялся. Ему вдруг захотелось защитить Со Юджин. Желание было таким острым, что у него даже защипало в глазах. Но уже в следующий миг его настигли угрызения совести, ведь он о жене с дочкой нормально позаботиться не может. Иначе, кто знает, возможно, его сердце и дрогнуло бы.

В тот день после полудня он забрал из интерната Чон Минсу. Паренек, услышав, что они пойдут есть чачжанмён — китайскую лапшу под черным соусом, — без возражений последовал за учителем. Следы побоев на его лице потихоньку заживали. Когда после обещанного обеда они приехали в муджинский правозащитный центр, в офисе царило необычное оживление: повсюду были камеры, люди сновали по коридорам. Оказавшись в этой толкотне, Минсу захныкал, что хочет вернуться в школу, и с исказившимся от страха лицом попятился, и выскользнул за дверь. Но здесь беглеца подловил куратор Сон Хасоп, которого Со Юджин пригласила по телефону. Увидев учителя, Минсу просветлел. И благодаря парнишке личное знакомство Кан Инхо с Соном прошло вполне непринужденно. Сон Хасоп подозвал трясущегося от страха Минсу:

— Минсу! Все хорошо. Эти люди хотят нам помочь. Внимательно следивший за руками учителя Минсу поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Сон Хасоп, не отрывая взгляда от Минсу, медленно закивал и снова заговорил на языке жестов:

— Тебя привели, чтобы ты рассказал про тех, кто плохо с тобой обращался. Если расскажешь, что они вытворяли, больше это не повторится.

Минсу перевел взгляд на Кан Инхо. Тот молча кивнул и, вытащив из кармана платок, вытер следы черного соуса от чачджамёна с губ мальчика. Ему вдруг вспомнился первый день в школе, когда он так же вытащил платок, чтобы утереть Минсу слезы. За день до того его младший брат погиб на железнодорожных путях, и Минсу, не зная, что Кан Инхо не понимает его, лихорадочно жестикулировал.

Минсу безропотно позволил утереть себе рот. Кан Инхо приобнял Минсу за плечи: какой же он щуплый, кожа да кости. У Кан Имхо сжалось сердце. Как же, черт подери, этих детей кормили, что все они как один малорослые да изможденные.

Он выпустил Минсу и показал на языке жестов:

— Здесь безопасно. Здесь собрались люди, чтобы наказать тех, кто обижает и мучает слабых. Поэтому не бойся и обязательно расскажи, что и как было. Возможно, все, что ты скажешь, покажут по телевизору по всей стране. Чон Минсу, ты здесь — представитель страны глухонемых. Понимаешь? Так что ты должен постараться.

При слове «телевидение» лицо Минсу прояснилось, но почти сразу снова помрачнело. В таком состоянии Сон Хасоп увел Минсу в комнату для совещаний.

Началась видеозапись. Переводил все тот же молодой человек, невольно оказавшийся вовлеченным в это дело.

— Почему еду в интернате «Чаэ» невозможно есть?

— Обед еще ничего, потому что обедаем мы вместе с учителями. А на ужин нам дают остатки от обеда. Рис иногда поджаривают, иногда варят что-то вроде каши. Часто в мисках попадаются обломки палочек для еды, поэтому мы называем это свинячьей похлебкой. Никто почти не ест эту гадость.

— Вы можете купить себе что-то на перекус?

— Если приезжают родители или появляются деньги, тогда можно выйти за ворота и купить какой-нибудь еды. Родители привозят гостинцы — пирожные, чипсы или другие сладости, — но всё изымают кураторы общежития.

— Скажи, пожалуйста, в интернате вас бьют?

Голова Минсу упала на грудь.

— Нам стало известно, что с твоим братом произошел ненастный случай, в результате которого он погиб. Почему он пошел к железнодорожным путям? Ведь отлучаться так далеко от интерната небезопасно.

Лицо Минсу покрылось мертвенной бледностью, он крепко сжал губы. Кан Инхо хотел взять мальчика за руку, но Сон Хасоп деликатно удержал его от этого и что-то сказал Минсу на языке жестов. Поскольку вслух он фразу не повторил, значит, эти слова предназначались только Минсу. Осунувшееся лицо парнишки свело судорогой. На лбу, освещенном прожектором, обильно выступил пот.

— Что-то случилось перед смертью брата? Его избивали?

Не поднимая рук, Минсу просто кивнул. Лица окруживших его людей напряженно застыли. Установилась нереальная тишина, казалось, все перестали дышать.

— Кто его избивал?

Минсу снова опустил голову. Но затем резко вскинул. Под умоляющими взорами Сон Хасопа и Кан Инхо он медленно поднял руки. Футболка на его тощей спине и впалой груди промокла от пота, но мальчик дрожал.

— Его избивал куратор Пак Бохён и старшаки.

— Почему его били? Он часто нарушал правила?

Минсу собирался что-то сказать, но внезапно, уставившись вверх, громко заголосил. Никто не ожидал такого поворота событий. Кан Инхо подошел к мальчику и прижал к себе. Минсу отчаянно задвигал руками, но смотрел не на переводчика, а на Сон Хасопа. В глазах учителя отразились испуг и потрясение. Лицо переводчика, видевшего жесты мальчика, тоже вмиг побелело.

— В чем дело? Что он говорит? — спросила Со Юджин.

— Погодите немного, пусть выговорится. Для начала просто запишем, а потом, уже в Сеуле, можно будет подключить другого переводчика. Сейчас не стоит лишний раз провоцировать ребенка или, наоборот, подавлять его эмоции, — вполголоса проговорил приехавший из Сеула продюсер.

Минсу жестикулировал, а руки Сон Хасопа безвольно повисли вдоль тела. Он словно впал в ступор, взгляд бесцельно блуждал. Сурдопереводчик ошеломленно сглотнул. Никто не смел нарушить тишину. Сон Хасоп спрятал лицо в ладонях, и все взгляды устремились на сурдопереводчика. Замешкавшись, он вновь осторожно обратился к Минсу:

— Будь добр, ты не мог бы повторить еще раз? Почему в тот день твой брат один ушел в город?

Возбуждение Минсу немного улеглось, и он, подняв голову, начал говорить:

— Общежитские кураторы ночь проводят в общежитии, а утром сдают смену и идут домой. Когда куратор Пак Бохён закончил дежурство, он пообещал, что даст нам поиграть в компьютер у себя дома, поэтому мы с братом пошли вместе с ним.