Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бет Пинкер, ты что, пытаешься пристыдить меня за мой образ жизни? Не дождешься! Скорее небо упадет на землю.
– Эй! – отозвалась Бет. – Если бы меня обхаживал такой же красавчик, как Свен Густавссон, то я заимела бы кольцо на пальце так быстро, что парень не успел бы понять, как очутился в церкви. Если предпочитаешь надкусить яблоко, прежде чем положить его в корзинку, дело твое. Только смотри держи корзину покрепче.
– А что, если мне не нужна корзина?
– Всем нужна корзина.
– Но только не мне. Не нужна была и не будет нужна. Никакой корзины.
– О чем это вы толкуете? – захихикала Элис.
– Они считают, я сохну по мистеру Гислеру, – тихо рыгнув, заявила Иззи. – Боже правый, я чувствую себя потрясающе! Последний раз мне было так хорошо, когда я каталась на чертовом колесе на ярмарке в Лексингтоне. Правда… Нет. Тогда все как-то не слишком хорошо закончилось…
Элис наклонилась к Иззи, положив руку ей на плечо:
– Иззи, мне действительно очень жаль, что я порвала твой ремешок. Я, честное слово, не нарочно.
– Ой, да не волнуйся ты! Я просто попрошу маму купить мне новую сумку.
По какой-то непонятной причине эта идея обеим показалась смешной до колик.
София посмотрела на Марджери, укоризненно подняв бровь.
Марджери, с трудом сдерживая улыбку, зажгла стоявшие на полках керосиновые лампы. Она в принципе не любила компании, но ей было хорошо в обществе этих девушек, ей нравились веселье и шутки, а еще то, что она буквально видела, как в комнате пробиваются зеленые ростки настоящей дружбы.
– Эй, девчонки! – окликнула их Элис, справившись с приступом смеха. – А что бы вы сделали, если бы могли делать то, что заблагорассудится?
– Навели бы порядок в библиотеке, – пробормотала София.
– Нет, я серьезно. Если бы вы могли делать все, короче, все, все, что душе угодно?
– Я бы отправилась путешествовать по миру, – заявила Бет, устроившая себе спинку из книг, а теперь сооружавшая подлокотники. – Поехала бы в Индию, и в Африку, и, быть может, в Египет, чтобы немного осмотреться вокруг. Я не собираюсь торчать здесь всю оставшуюся жизнь. Братья заставят меня ухаживать за папашей, пока тот не отбросит коньки. Я хочу увидеть Тадж-Махал, и Великую Китайскую стену, и то место, где строят маленькие круглые хижины из ледяных блоков, да и вообще кучу других мест, о которых пишут в энциклопедиях. А еще я собиралась поехать в Англию, чтобы встретиться с королем и королевой, но ведь у нас есть Элис, а значит, теперь в этом нет необходимости, – закончила Бет, и все дружно засмеялись.
– Иззи?
– Ой, это ужасно глупо.
– Глупее, чем желание Бет посетить Тадж-Махал?
– Ну давай же! – Элис шутливо пихнула Иззи локтем в бок.
– Я бы… Ну, я стала бы певицей, – ответила Иззи. – Я бы пела по радио или на студии звукозаписи. Как Дороти Ламур или… – Иззи покосилась на Софию, которая с трудом сдерживалась, чтобы не закатить глаза, – Билли Холидей.
– Твой папочка наверняка сможет это устроить. Ведь он знает всех и вся, да? – заявила Бет.
– Но почему? – спросила Марджери. – Кто мешает тебе петь?
– Довольно, – сказала Бет.
– Ты знаешь, о чем я, – нахмурилась Иззи.
Марджери пожала плечами:
– А мне казалось, для того чтобы петь, нога вроде бы не нужна.
– Но люди не станут меня слушать. Они только и будут делать, что смотреть на мои брейсы.
– Иззи, детка, ты себе льстишь. Куча людей носит брейсы, и тут ничего такого нет. Или можешь… – Марджери сделала паузу, – просто надеть длинное платье.
– А что вы поете, мисс Иззи? – спросила София, составлявшая книги в алфавитном порядке.
Иззи сразу протрезвела и слегка зарделась:
– Ой, я люблю церковные гимны, блюграсс[1], блюзы – все, что угодно. Я как-то даже попробовала петь оперные арии.
– Тогда ты должна нам спеть. – Бет прикурила сигарету, быстро задув спичку, чтобы не обжечь пальцы. – Ну давай же, девочка! Покажи нам, что ты умеешь.
– Нет-нет, – застеснялась Иззи. – Я пою только для себя.
– Тогда у тебя будет пустоватый концертный зал, – заметила Бет.
Иззи посмотрела на девушек, затем с трудом поднялась на ноги, судорожно вздохнула и запела:
Она закрыла глаза, ее медовый голос, мягкий и сладкозвучный, наполнял маленькое помещение. Девушка прямо на глазах изменилась: ее тело выпрямилось, рот широко открылся, чтобы взять высокие ноты. Казалось, Иззи была где-то очень далеко, в своем райском уголке. Бет принялась тихонько покачиваться. Ее лицо расплылось в широкой, бесхитростной улыбке, выражавшей ничем не замутненный восторг столь неожиданным поворотом событий. Она выдохнула: «Черт побери, да!» – будто не в силах сдержать эмоций. И тут, совершенно неожиданно, София, словно поддавшись секундному бесконтрольному порыву, принялась подпевать. Ее голос, более низкий и глубокий, следовал за голосом Иззи, дополняя его. Иззи открыла глаза, и женщины улыбнулись друг другу. Их голоса взмывали вверх, тела раскачивались в такт мелодии, и атмосфера в библиотеке вдруг стала удивительно возвышенной.
Элис слушала, как поют Иззи с Софией, самогонка бродила в ее крови, тепло и музыка заставляли нервы дрожать, и она внезапно почувствовала, как внутри что-то родилось, что-то такое, в чем она сама себе не решалась признаться, нечто первобытное, связанное с любовью, утратой и одиночеством. Элис посмотрела на мечтательно разгладившееся лицо Марджери и вспомнила замечания Бет о мужчине, о котором Марджери никогда не говорила. А та, поймав на себе взгляд Элис, подняла на нее глаза и улыбнулась, и Элис с ужасом поняла, что по ее лицу бесконтрольно текут слезы.
Марджери вздернула брови в немом вопросе.
– Всего лишь ностальгия, – ответила Элис.
И это чистая правда, подумала она, хотя сама точно не знала, приходилось ли ей когда-нибудь бывать в том месте, по которому тоскует.
* * *
Марджери взяла Элис под руку, и они вышли в вечерний сумрак, направившись в сторону загона, где возле изгороди мирно паслись лошади, равнодушные к шуму внутри библиотеки.