Половицы под ногами скрипят, это жутко раздражает.

Заглядываю ещё в одну комнату, и кажется, на мгновение меня порабощает полное оцепенение. Сглатываю, сталкиваясь с её глазами, глазами загнанного в угол зверька. Она лежит под одеялом, из-под которого торчит одна голова.

Ди быстро подтаскивает его к лицу, но я всё видел. Видел синяк на щеке, ссадины на пальцах. Она лежит на кровати в позе эмбриона, прячась от моего взгляда.

- Малышок, - присаживаюсь на корточки рядом с ней, аккуратно подтаскивая одеяло с её личика на себя.

- Уйди, Никит, - шипит и смотрит больше, чем просто зло.

Вытягиваю ладонь, но она отстраняется.

- Я хочу помочь.

- Вы с сестрой уже и так помогли, - морщится.

- Ты всё не так поняла. Тейка сглупила, а я был не в курсе. Тебя никто не тронет.

- Правда? – вытягивает шею, вылезая из своего укрытия.

- Даю слово.

- Спасибо, - аккуратно садится на постели. Притягивая колени к груди, пока она это делает, её лицо пронзает гримаса боли.

- Что произошло? Это он? Отец?

Она продолжает молчать. Выпрямляюсь. Всё и так понятно, сука! Я зол, очень и очень зол.

- Диана!

- Никит, это мои проблемы, не твои. Спасибо, что помогаешь, но…

- Чё ты несёшь?

- У меня всё хорошо, слышишь? Мне не нужна помощь.

- По лицу вижу, что не нужна. Без меня уже помогли. Поехали.

Повышаю голос, начиная терять терпение, не хотел орать, но, бля, Диана, мать её! Когда она мозги уже включит?

- Нет. Я не поеду.

- Совсем дура? Ты хочешь, чтобы он тебя убил?

- Я не могу, - облизывает пересохшие губы.

Моргаю, не понимая происходящего. Она вообще в себе?

- Чего ты не можешь? Я всё равно утащу тебя силой.

- Я не могу нормально встать, - говорит тихо и очень медленно. - У меня нога опухла, наступить больно.

- Бл*дь. Ты дура? Почему не позвонила? Почему не отвечала на звонки? Ты головой думаешь вообще?

- Не кричи, - накрывает лоб ладонью, - мозг раскалывается. Не ори, Шелест. Телефон в квартире где-то валяется на беззвучном, я не слышала.

- Иди сюда, - тянусь к ней, поднимая на руки.

Внешне я рассержен, внутренне же мне дико за неё страшно.

- Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо.

Выхожу из комнаты, чувствуя, как её рука безвольно падает с моего плеча. Ди прикрывает глаза и отворачивается. Я едва ощущаю, как подрагивает её спина, но даже этой вибрации достаточно, чтобы понять - она плачет.

В машине Диана сворачивается в клубок на заднем сидении, всю дорогу мы молчим. Лишь изредка в зеркало я замечаю на себе её взгляд, но стоит мне его поймать, как она прячет лицо в ладони.

Тишина между нами бьёт по нервам.

Смотрю на неё, и меня бросает в пот. Эта измученная девочка и Ди, которую я знал до этого, два абсолютно разных человека. В ней боль, много боли и страха. Она не дерзит, не спорит и ведёт себя настолько покладисто, что становится не по себе. Ей больно, я знаю, вижу это. То, с каким трудом ей даются движения, и напускное равнодушие, отрешение, не может не пугать.

- Куда мы едем? - спрашивает через пару километров.

- Ко мне.

- Зачем?

- Ты не можешь оставаться там.

- Смешно, конечно, но больше как бы негде.

- Теперь есть.

Диана вздыхает, но ничего не говорит. Меня хватает на пару минут, после паузы я всё же реагирую на этот вздох:

- Что? Ты хочешь мне что-то сказать?

- Надолго?

- Что?

- Вот это всё? Когда мне придётся паковать вещички обратно? Ты же понимаешь, что я не могу жить у тебя всегда. Хотя, - озирается по сторонам, - даже вещей у меня нет.

- У меня много места. Не стеснишь.

- Не сомневаюсь, но это глупо. Отплатить я тебе ничем не смогу...

- Это последнее, о чём тебе стоит думать.

- Это реальность. За всё надо платить, и за хорошее отношение тоже.

- Мне не надо, я могу быть исключением?

- Нет. Твоя сестра - прямое тому доказательство.

- Тейка хотела помочь.

- А я её не просила, и посмотри, во что вылилась эта непрошеная помощь. Если они сообщат в школу...

- Никто никому ничего не скажет, я всё уладил. Успокойся!

- Пригрозил пальчиком? А, нет, у тебя другой метод - деньги.

Она смеётся, но получается это слишком неестественно, с надрывом и обречённостью.

В жилом комплексе съезжаю на подземную парковку, Викторова поджимает губы и даже пытается вылезти сама.

- Сиди уже, - получается резко. - Куда тебя несёт? - вытаскиваю её из машины. - Еле ходишь.

Мы поднимаемся на лифте в квартиру, где я, не разуваясь, несу её в комнату, сажая на диван.

- Сейчас врача вызову.

Но на мои слова реакция одна - молчание. Сжимаю телефон в ладони и иду на балкон, звоню в клинику, а после набираю Мураса.

- Игорь, привет, не отвлекаю?

- Никита, ты, что ли?

- Я, номер сменил. Слушай, нужна помощь.

- Что-то случилось?

- У тебя же есть контакты в органах…

- Во что влип? Папка в курсе?

- Я сразу к тебе, шутка! А если серьёзно, нужно мужика одного определить в места не столь отдалённые, чтобы ему доступно объяснили, что бить дочь - это плохо.

- Я правильно понял, дочка же не будет заяву писать?

- Я не спрашивал, честно говоря. Но думаю, нет.

- Лучше спросить. Но по большому счету, давай сделаем так: на пятнадцать суток и с доходчивыми разъяснениями. Уверен, этого хватит.

- Спасибо, крёстный.

- Спасибом не отделаешься.

Ди

Почти двое суток боли и унижения, когда ломит тело, саднит горло, и ты даже не можешь нормально передвигаться. За стеной шум, гульба, звон бутылок, несносный запах алкоголя. Как я ненавижу этот запах, он вызывает рвотный рефлекс. Закрываю глаза, мечтая провалиться в сон. Когда это закончится? Почему мне так везёт?

Что с ним происходит? Он никогда не поднимал на меня руку, никогда... я ненавидела его все эти годы, презирала, он испортил мою жизнь. Но сейчас... сейчас мне мало даже ненависти, я не знаю, что это... но мне хочется одного, хочется, чтобы он сдох.

Помер один в жутких мучениях, и мне не стыдно так думать, для меня это не грех, я не верю в Бога, я ни в кого не верю.