— Ты хоть знаешь как ехать?

— Примерно.

— Всё время на юг… Туда! По основной дороге, такая типа грунтовка идет между кустами. И потом на нудистский пляж. Через пролив — Гидропарк.

— Я в курсе.

— Ладно. Я тогда поскачу дальше. Погоди. Сейчас я тебя до беседки провожу.

Они стали возвращаться. Мертвец посреди дороги будто приветствовал их, плавно размахивая поднятой рукой, сжатой в кулак.

Глава 30

Между рокочущим ревом падающего самолета и резким хлопком был миг тишины. Потом, просвет входа в потерну вместе с гулом заволокло черно-оранжевой смесью дыма и огня. С потолка посыпалось. Внутрь дыхнуло струящимся жаром. Дима с Милой непрерывно кашляли. Они спрятались в закоулок, раздолбанный коллекционерами старинных кирпичей. В тоннеле стало совсем темно. Снаружи слышался треск пожара.

Дима выглянул из закутка. Посветил смартфоном. От дыма он ничего не мог разобрать. Дима натянул футболку себе на нос, но это ничего не дало, копоть лезла в нос и горло.

— Я никогда не буду больше курить! — сквозь кашель сказала Мила.

— Ни хрена не видно!

— Идем наощупь вдоль стены.

Они зашуршали пальцами по кирпичам, ощущая каждый неглубокий стык. В арочном потолке и стенах ниши чередовались с выступами. Ближе к выходу оказалось получше, как в густом тумане.

— Ну что, выходим? — спросил Дима.

— А мы что делаем?

Они выбрались наружу. Всё покрывал густой, уже серый дым. В воздухе висели, опадали некие легкие клочья. Через дорогу от потерны, где из низины росли деревья, морок был гуще, окутывая стволы, кроны и кусты.

— Это там, самолёт упал там, в другой части горы, — сказала Мила.

Рядом с ней Дима молча дрался с мертвецом, она не сразу даже заметила. От дыма слезились глаза, хотелось их закрыть и не открывать, или тереть.

Но висельник, с поврежденным позвоночником, наверное умер и теперь ожил, иначе зачем бы он вцепился обеими руками Диме в ногу и тянулся к нему, широко, огромной буквой О раскрыв рот.

Мила двинула зомби ногой в плечо. Это совпало с тем, что Дима оттолкнул покойника, тот выпустил ногу Димы, но сразу потянулся обратно.

— Валим! — Дима побежал по дороге рядом Милой. Слева тянулся земляной вал, справа был овраг с большими деревьями.

— Стой, стой, — сказала Мила, — Он нас не догонит, он только ползти может. И мы не туда бежим.

— Дорога куда-то да выведет, я назад не хочу.

Они уже меньше кашляли, хотя пожар гудел и трещал, а всё небо со стороны низины заполонили клубы дыма. Самолет грохнулся около вышки, на другом берегу оврага. Мила предложила:

— Надо пойти на место катастрофы и посмотреть, если кто живой, может понадобится наша помощь.

— У тебя что, аптечка есть?

— Ну вытащить из-под обломков или еще что.

— Как хочешь, я не пойду.

— Да ты что?

Дима снова натянул футболку воротником на лицо и моргая, тупо тёр глаза.

Мила коротко выругалась, развернулась и пошла вниз по склону. Видимость была самая ближняя. Местность странная, искаженная земляными работами сгинувшего форта. Всё было подчинено некоему неуловимому уже, военному назначению. Ровно сглаженные берега оврагов и дороги между ними усыпала сухая листва.

Мила сбегала с крутых пригорков, лезла на противоположные, пробиваясь к основанию этого живого дымного столпа, разраставшегося в синеву небес всё более. Склоны были усеяны зелеными ветками и листьями — их срезали отлетевшие от взрыва обломки. Сами они, искореженные и неопределенные, лежали на листве или встряли в землю.

Чем ближе к месту падения, тем более Мила находила обрывков обугленных тряпок, мелкие предметы, даже обувь. Как будто огромную мусорную кучу высыпали на Лысую гору и разгребли.

Она добралась до раскрашенной граффити ограды из бетонных плит, за которой была территория с радиовышками — сами вышки, здание. Начала обходить вдоль забора, дошла к дороге, распутью. Тут стоял домик КПП, зиял пустыми окнами. Деревья над ним и за ним плакали — у них завяли листья. Всё проступало как из тумана. Неба там совсем не было видно от гари.

Возле угла домика лежала груда строительного хлама, из нее торчали пожухлые бурьяны.

Синяя с желтым униформа. На мешке застывшего, отсыревшего цемента сидела босая, с черными от копоти ногами стюардесса. Мила подбежала к ней, тронула за плечо. Та молча поглядела на Милу.

— Всё в порядке?

Стюардесса задумчиво ответила:

— Лучше быть не может. Ставим лайки, подписываемся.

— Но вы живы!

— Да, я закрылась в туалете, он в хвостовой части. Самое безопасное место на планете.

— Кто-нибудь еще остался жив?

— Я не знаю.

— Как тебя зовут?

— Даша.

— Я Мила. Почему упал самолет?

— На нем были зомби, а почему упал, я не знаю.

— Хорошо. Имеет ли смысл мне идти туда дальше? Могу ли я кому-то там помочь? Что ты видела?

— Там ползают обгоревшие изувеченные зомби.

Мила взялась руками за виски. Подумала. Было жутко, хотелось исчезнуть. Протянула руку, чтобы помочь встать:

— Давай будем отсюда выбираться.

Из окна домика тихо и робко предложили:

— Мы с вами!

Глава 31

Лида так и не поняла, почему этот странный, с хорошо поставленным голосом человек — Канарин — вдруг перестал ее торопить, перестал вести к громаде перед ними — обложенном белой плиткой Дому художников, и не успела спросить, что это взорвалось вдалеке. Канарин дико закричал — аааа — и сбежал с лестнички, ведущей вниз с пустыря во двор.

Дом был как приземлившийся звездолет. За ним виднелись и другие, но уже гостинки, поменьше, их можно встретить во множестве районов Киева — на Лукьяше, на Лесном, где угодно.

Пока Лида раздумывала, куда ей идти, Канарин побежал обратно. Он размахивал руками и продолжал кричать. Вот же потерял человек самообладание!

Увидав Лиду, но свернул и проворно стал подниматься тропкой, что вела вдоль края набиравшей высоту опорной стены. Дом Художников стоял на дне оврага, и стена обнимала внутренний, глухой двор и потом сворачивала. Над стеною дыбилась чащей гора — Собачка.

По лестничке, корчась, восходили мертвецы. Кажется, преодоление ступеней давалось им с трудом и озадачивало.

Лида очень устала. Она побывала в двух монастырях — Выдубицком внизу ботсада, и Ионинском наверху. Еще в первом она ощутила, что перестояла, но ладан так здорово уносил мысли, успокаивал душу, что она бы простояла еще дольше, если бы возле Ионинского ее не ждала приятельница Агафия — Лида конечно сомневалась, что ту зовут Агафия, но она называла себя именно так. Лида раньше никогда не видела живых Агафий. Так вот Агафия должна была