мальчик вступил в бой с незваными гостями, но взрослые мужчины, не испугавшись мальчишки, дали отпор. Как бы отважно Хранящий не сражался с непрошенными гостями, он оставался неопытным мальчиком, впервые столкнувшимся с противником. Вскоре Харис был загнан в угол и лишь вовремя подоспевший Ахерон спас мальчика от смерти. Отец велел Харису бежать, но мальчик, ослушавшись приказа, остался. Приняв еще одну попытку победить врага, он сражался еще более яростно. Переполняемый гневом, Харис крушил все вокруг, едва не задевая сгустками пламени своего отца. Когда силы были на исходе, мальчик толкнул обидчика в шкаф. Послышался грохот и три больших кувшина, заполненных свежим маслом, расплескались по кухне. Пропитанные им одежды вора моментально вспыхнули от слабой лучины, за долю секунды превратив обидчика в пылающий факел. Мужчина верещал, бегал кругами по кухни, силясь сбить пламя, но все было тщетно. Вор лишь поджигал скатерти, шторы и ковры, из-за чего вскоре огнем была объята вся кухня. Второй вор, поспешно побросав добычу, скрылся во мраке ночи, спасая свою жизнь.

Пламя, жадно поедая мебель, гудело. Подожжённый вор, испустив дух, затих. Мальчик тревожно огляделся и позвал отца, но Ахерон не отвечал. Жгучий дым разъедал глаза и Харис, слепо продвигаясь к окну, споткнулся о поваленный шкаф. Только тогда он заметил отца, без сознания лежащего под массивным шкафом. Мальчик стал трясти его, звал и молил проснуться, но воин не просыпался и лишь мерное, едва различимое в колыхании жара, дыхание, выдавало в нем жизнь. Харис вскочил на ноги и попытался сдвинуть шкаф, или вытащить отца, но воин был слишком тяжел, а мебель, как бы не старался мальчик, так и не сдвинулась. Страх захватил Хариса, его мысли метались, сбивая Хранящего с толку. «Каким же бессильным может оказаться могущественный Хранящий! — с горечью думал мальчик». Он попытался погасить пламя велением мысли, но ужас обуял ребенка и тот, сдавшись, схватил один из тлеющих ковров и принялся сбивать им пламя. Но огонь, ухватившись за уголок самотканого ковра, поглотил и его.

Мальчик бессильно наблюдал за уничтожением родного дома и, признав поражение, повернулся к отцу. Он прилег рядом с ним и тихо успокоил воина: «Я обниму тебя, прижмусь всем телом, и пламя не тронет тебя». Так Хранящий и поступил. Он лежал, обнимая отца и с трудом сдерживая слезы, заставил себя закрыл глаза, приготовившись к обжигающему жару собственного пламени.

Пожар утих перед рассветом. Поместье находилось на окраине Хоэля и со всех сторон было защищено садами и склонами гор. Увы, желая уединиться вдали от чужих глаз, предки Хариса, построившие дом, не предполагали, что уединение сыграет с правнуками злую шутку. Хоэльцы узнали о пожаре в поместье лишь днем, когда градоправитель, заметив закрытые ворота кузницы, пошел к Ахерону справиться о его самочувствии.

Пепелище сохранило останки тела Ахерона, признаки битвы и вереницу едва заметных следов Хариса, которые очень скоро были затоптаны суетливой стражей и зеваками. Хранящий ушел, как только последний язык пламени потух от порыва ветра. Без слез взглянув на тело отца, мальчик подобрал обломок клинка Ахерона, завернул его в обгоревшую половицу и, спрятав сокровище за пазухой, покинул Хоэль. Более он не возвращался в стены родного города, не оборачивался, с надежной вглядываясь в горизонт и не лил слез о смерти отца. Холодное, жестокое равнодушие, завладело его сердцем, заставляя мальчика день ото дня вспоминать о своих ошибках.

Неделю Харис скитался по горам. Каждый день он шел до тех пор, пока ноги не отказывались шагать и силы окончательно не покидали его. Тогда он падал, надеясь, что сон, наконец, завладеет его разумом, но бодрость сознания, все еще не желающего верить в действительность происходящего, приводили к долгим часам бессонницы. Он долго лежал на земле. Десять дней он питался кореньями и ягодами, запевая скудную пищу речной водой. Доведя себя до истощения, Харис мог погибнуть, но на его пути повстречались кочевники, которые называли свое племя «Фаррис-Укаб»21, а себя именовали «фаррисы»22. Среди гор нечасто можно было встретить их белоснежные шатры, в которых жили хильмарийские кочевые семьи. С малых лет они воспитывали из мальчиков — сильных воинов, а из девочек — прилежных хозяек. Однако, строгость не мешала им любить своих детей, в которых они не чаяли души. Семья была главным сокровищем кочевников, вся жизнь которых проходила в странствиях по Хильмарии. Черноглазые, смуглые, темноволосые кочевники облачались в одежды угольного и пепельного цвета, в то время как их жены оборачивали свои тела в яркие полотна тканей и подводили глаза черной краской и натирали тело благоухающими маслами. Эти красавицы следили за порядком в шатре, а мужчины, неторопливо выковывая мечи, работали в кузницах или занимались разведением сильных скакунов. Расплавляя металл с помощью древних знаний о магии огня, фаррисы ковали лучшую сталь, чудесные свойства которой вошли в легенды.

Хариса подобрал фаррис по имени Янфа. Среди всех остальных воинов он выделялся лишь отсутствием собственного ребенка, хотя его супруга — молодая и прелестная Анудар была женой кочевника четыре года. Первые дни Харис с трудом понимал речь Янфы и Анудар, но, к концу недели, привыкнув к наречиям фариссов, мальчик вполне сносно изъяснялся.

— Как твое имя? — спросил Янфа.

— Харис. — Ответил мальчик.

— Харис — имя, взятое от кочевников. Странно, что твои родители так назвали тебя. — Заметил воин.

— Так называется звезда. — Пояснил Хранящий.

— Выходит, ты избранник бога! — Улыбнулся Янфа. — А знаешь ли ты что «харис» — это алый камень, которые вы именуете «рубином»?

Впервые Хранящий задумался о своем имени. Он вспомнил, как мать звала его домой, отрывая от наблюдений за голосами, как наказывал его отец, ругая за излишнюю дерзость и как вся семья, собравшись за столом на кухне, приступала к ужину. Харис принял решение проститься с прошлым, оставив его вместе с именем. Он просил Янфу называть его Рубином и с тех пор, каждый, кого встречал Хранящий Файро, знал его под именем Рубин.

Мальчик никому не рассказывал правды о своей семье. Он жил среди фаррисов, изучая древнюю магию огня и, вспоминая работу в кузнице отца, ковал мечи, расплавляя сталь прикосновениями ладней. Янфа, которому было известно о принадлежности Рубина к роду Хранящих, заметил, что искусство мальчика не совершенно.

— Я не Хранящий, — как-то сказал кочевник, затачивая готовые клинки, — но в твоей беде тебе нужен учитель-человек, а не учитель-Хранящий.

— Хранящего может учить лишь Хранящий. — Перебил друга Рубин, раскаляя металл.

— Терзания души бывают непонятны Хранящим. — Настаивал Янфа. — Здесь поможет лишь человек.

Поразмыслив над словами воина, Рубин согласился