И в избу врывается ураган, все начинает рябить перед глазами… не ураган, а Васька, лохматый, дикий, с лопатой-бородой. Одним резким толчком он валит врага. Удар, и на полу расплывается бурая кровь.

– Бежим, – хватает ошарашенную Нину за руку спаситель.

Она, прижимая топор, перешагивает через труп и идет за Васькой. Они, озираясь, пересекают двор.

– Прыгай в колодец! ­ – шепчет он ей.

– Как? – расширяет она глаза.

– Прыгай и прижмись к стене.

Нина бросает топор, подбирает юбки и кидается в черноту. Громкий всплеск. Конец? Ноги нащупывают дно, неглубоко, вода достигает подбородка. Васька, упираясь о стенки, спускается вниз, ему вода по грудь. Подняв руку вверх, он прикрывается деревянным щитом.

– Переждем здесь, скоро темнеть начнет, если заглянут, в полутьме подумают – щит плавает.

Нина молчит, страх не оставляет, цепко держит за горло, сбивает дыхание.

– Замерзла? – ласково шепчет Васька и, наклоняясь к ней, щекочет черной бородой. – Прижмись ко мне, я теплый.

– С чего это я к чужому мужику прижиматься должна? – недовольно надувает губы Нина.

– Отчего ж к чужому? К суженому своему. Жена ты теперь моя, – сильная рука прижимает ее к широкой мужской груди, он и вправду теплый, а ноги уже начинают коченеть.

– Брат тебе отказал, – все же вспоминает сознание.

– Где твой брат? – сверкает Васька острыми соколиными очами.

– Это наша могила, мы теперь не вылезем отсюда, – всхлипывает Нина.

– Вылезем.

Ей бы его железную уверенность.

Страх бледнеет, но вместо него приходит пробирающий до костей холод. Нина, забыв стеснение, цепляется за мужчину, прижимаясь всем телом. Зубы стучат, отбивая дробь, во мраке колодца уже ничего не видно, глаза слипаются. Спать.

– Не спи, – хлопает ее по щекам муж. – Еще немного.

– Я больше не могу, – шепчет Нина, с трудом размыкая непослушные губы.

– Ладно, полезли. Залезай мне на плечи и постарайся дотянуться до края.

Он как пушинку поднял ее вверх; цепляясь за мокрые стены, Нина подтянулась и обхватила руками последний венец, Васька подтолкнул ее снизу, и она выглянула из мокрого убежища. Ах! Город пылал, дым уходил в безветренное небо мрачными черными столпами, языки пламени бегали по еще не рухнувшим крышам. И никого живого – ни друзей, ни врагов. Только кровавая полоска заката и пожарище.

Нина выбралась и тут же вдохнув горького дыма. За ней, как гибкий хорек, легко вылез Васька.

– Мокрый рукав ко рту прижимай! – скомандовал он, – Прорываться будем.

– Там серебро, – указала Нина на свою полуобгорелую избу без крыши. – С того края огонь не взял, может поищем?

– Богам дань оставь, чтоб выйти дали, – усмехнулся Васька и потянул ее за собой.

Дальше все как в тумане: в «черевичках» хлюпала вода, дым выедал глаза, а сильная рука тянула все дальше и дальше. Через пролом в городне беглецы выбежали из града, в отдалении горели костры стана врага. Да, здесь им уже делать нечего. Завтра будет огромное пепелище, братская могила вместо цветущего города. Нина этого не увидит, муж ведет ее к дубраве, ноги плохо слушаются, подгибаются… Васька несет ее на плече... Когда-то он уже носил ее так.

Лес смыкается за их спинами. Можно выдохнуть, лес-батюшка, защитник, он отведет недругам глаза. Уцелел ли кто-то еще? Что дальше?

– Что же делать? – шепчет Нина мужу.

– Жить, – прижимает он ее к себе, а дальше…

Нина очнулась от того, что по ней кто-то скакал. Это Семка с Колобком прыгали через ее раскладушку.

– Проснулась, соня, – помахал ей племянник куском батона.

– Ох, Семен, такой сон мне испортил, – вздохнула Нина.

– Интересный? – заинтересовался племянник.

– Жуткий… но интересный, – еще раз вздохнула она.

Костик под надуманным предлогом отправился побеседовать с Нининым «пациентом», сестры остались ждать его на скамеечке под яблоней. Рита хмурила тонкие бровки, стараясь вести себя «как обычно», но ее выдавал счастливый взгляд и засос на шее. «Может все у них наладится? – украдкой изучала Нина сестру, хотелось для близких уверенного тихого счастья. – Им бы для полного примирения дочку родить. Хотя, чего я лезу, мне бы со своими чувствами и перспективами разобраться. Чего там Кабачок «моему адвокату» сейчас наговорит?»

Переговорщика довольно долго не было. За забором слышалось невнятное мужское перешептывание. «Ну, что же так долго?» Наконец, Костик появился, по его профессионально-нейтральному лицу невозможно было ничего понять.

– Что говорит? – первой нетерпеливо вскочила Рита.

– Говорит, надо искать на участке другие монеты, – пожал плечами Костя.

– Нет у меня никаких монет! – Нине хотелось разреветься, она все же надеялась, что у Кабачка появились хоть какие-то альтернативные версии, кроме лобового обвинения своей фельдшерицы.

– У тебя нет, а на участке могут быть. Он говорит, что если это подстава, то одной монетой не ограничились, действовали наверняка. Поэтому нужно искать другие монеты.

А ведь Нина и сама об этом думала, но бескрайний фронт поисковых работ охладил ее пыл, а теперь втроем шансы возрастали.

– Так давайте искать, – воодушевилась она.

– И этот твой очень хороший товарищ застукает нас, как говорится, с поличным с горстью монет в руках, – едко процедила Рита, Ваську она уже заочно недолюбливала. 

– Не успеет, я их проглочу, – пошутил Костик. – Улики действительно пока только косвенные, их много, но прямых доказательств причастности нет. А вот изъятие ценностей при обыске, сами понимаете. Выпроваживаем тестя с тещей вместе с пацанами и ищем.

Но все усилия оказались напрасны. Тщательный осмотр дома и участка ничего не дал. Втроем искатели прощупали прутами землю на грядках, заглянули во все щели и щелочки. Костик по ветхой стремянке даже рискнул залезть под самую крышу, приведя в замешательство воробьев. Схрон, если он и был, найти не удалось.

– Я постараюсь в ближайшее время раздобыть металлоискатель, – успокоил расстроенных барышень Константин. – И, Нина, наворочали вы дел со своим ухажером. Объясни, зачем вы всей деревне рассказали, что сожительствовали?

– Ну, он просто одной бабушке ляпнул, что мы были женаты, – виновато протянула Нина, – это была вынужденная мера, чтобы про меня слухи не ходили, он ведь жил здесь, а у бабушек с этим строго…

– Слали бы подальше этих бабушек. Ты подозреваемая. По-до-зре-ва-емая, – нараспев повторил он, – а твой сожитель, потому что брак не зафиксирован, значит, сожитель, ведет твое дело и не сообщил об этом факте начальству. Чуешь, куда ветер дует? Вот-вот. Сама уже понимаешь. Такой на вид прожженный, зачем это сделал, не понятно. А изъятие улики – это совсем за гранью. Теперь он соучастник и уже срок себе накрутил.