Но все по порядку. Весь вечер Пантелеев распределял и определял — кто и что должен был делать. Василию, скажем, надлежало "обеспечивать отход". Пулковский должен был заранее появиться у нужного дома, посмотреть — нет ли там чего подозрительного, а потом караулить до конца операции. Так же ему следовало покинуть место операции последним. По-простецки это называется "стоять на стреме", но стоит ли выражаться, как в бандах, если имеет место борьба с нарождающейся буржуазией?

Иван Николаев был обряжен матросом. Пантелеев выдал ему брюки-клеш, бушлат и тельняшку, посетовав, что бескозырки подходящей не отыскал, но для такого дела подойдет фуражка инженера черная, а молоточки можно заменить на пятиконечную звезду. Ивану не слишком хотелось натягивать чужие обноски, но раз признал за Пантелеевым главенство, надобно подчиняться. Дисциплина нужна хоть в армии, хоть в банде. По замыслу Леонида, матросу следовало напускать на себя грозный вид, играть бровями и без надобности рта не открывать. Молчаливый матрос, прожигающий взглядом "контру", это даже страшнее.

Сам Пантелеев напялил гимнастерку на два размера больше, обвисшие галифе и башмаки с обмотками, став похожим на бойца-первогодка. Еще у него была самодельная полевая сумка, сшитая не иначе, как из старых сапог — воняла жутко.

Комиссар Гавриков менять ничего не стал, только накинул поверх потертую кожаную куртку, сразу же придавшую ему 127 облик начальника средней руки. Скорее всего, это была его собственная куртка, в которой он недавно комиссарил. У Николаева в восемнадцатом году была такая же (выменял на австрийские часы), но потом куда-то пропала. О куртке Иван не слишком жалел, потому что шинель не в пример удобнее и теплее.

Прибыли на извозчике, убедились, что Васька Пулковский уже трется возле парадной, кепочку вертит на пальце — все нормально.

А дальше все просто. Гражданин Богачев? Не волнуйтесь, мы из ГПУ. А за той дверью ваши соседи? Позвольте-ка… Граждане, будете понятыми. Не надо бояться, мы не из ВЧК, а из ГПУ. Как это какая разница? Мы со всем уважением к простому человеку и со всем соблюдением норм строгой социалистической законности. Всероссийская чрезвычайная комиссия, она потому и страшной была, что чрезвычайная, а мы только политическое управление. Понимаете разницу? Нет? На нет, так и трибунала нет. Шутка. Гражданин, вот ордер на обыск. Ну, какая ошибка? Видите, черным по белому пропечатано — ваша фамилия, адрес. Печать есть, все чин по чину. Поступили сведения, что у вас хранится иностранная валюта. Нет? Верим, что вы честный и порядочный человек, имеет место оговор, вот сейчас и проверим. Сами понимаете, сигнал поступил. Что вы, не анонимный. Сигнал не простой, не по телефону, а как положено — заявление с подписью. Чья? Ну, это уже служебная тайна. Пожалуйста, предъявите ценные вещи. Да-да, которые в квартире имеются. И в комодах тоже. Кладовки и комоды вам еще послужат, ни к чему дверцы выламывать. Вы гражданин Богачев трудитесь в артели "Центрзаготпушнина"? А, так вы еще и председатель артели?! Ух ты, сколько пушнины! И не надо трясти накладными, мы и так верим, что меха приобретены честным путем, за наличные деньги и подлежат продаже. Вы нам скажите — почему храните в своей квартире меха, если их положено держать на соответствующем складе с охраной? Ну и что, что у вас нет склад? Вы не в лесу, чай, а в Петрограде. У нас здесь в каждом доме склад можно устроить. Своего нет — арендуйте. Кто вам сказал, что нет соответствующих предписаний? Никто до вас постановления доводить не будет, сами должны следить за декретами и постановлениями. Газета "Известия" для кого выходит? Как это не читаете? Значит, меха пока полежат на складе ГПУ, под охраной. Оно же и вам спокойнее будет, а не то, знаете ли, придет какой-нибудь Ленька Пантелеев да вас, дорогой гражданин, и обнесет. Не знаете, кто такой Пантелеев? Ну, ваше счастье, что не знаете. И не волнуйтесь, мы вам расписку выдадим и копию акта изъятия. Вон, видите, товарищ уже сидит, протокол осмотра составляет. Копию протокола осмотра? Непременно выдадим. Водички попить? Пожалуйста, сходите. Вас товарищ революционный матрос проводит. Он у нас молчаливый, потому что контуженый. Сами знаете, матросы, они все через одного контуженые. Можете, можете попить. Да хоть и водочки. Нет, нам не нужно, мы при исполнении. Вы, гражданин… э-э… Богачев, лучше помогите нам все ваше имущество упаковать. Да-да, чтобы поплотнее, чтобы на складе места поменьше занимало. Конечно же, можно в мешки, так даже удобнее. Вот, молодец гражданин, сознательный. Да не волнуйтесь вы так, заплатите штраф, придете на Гороховую, и все вам вернут. А пока тот шкафчик откройте — столовое серебро? И канделябры?! Ух ты, тяжелое. А документы у вас есть на приобретение? Нет? Так это, дорогой гражданин, очень плохо. Конечно, не возбраняется делать покупки. Но знаете ли, гражданин… виноват, товарищ… серебро с монограммами великого князя — это же музейная вещь, достояние республики. Или сплошная контрреволюция. Да нет, дорогой товарищ, то есть гражданин, мы предметы эти поштучно описывать не станем. Видите, устал человек писать. Просто запишем — четыре подсвечника, двадцать четыре предмета столового серебра. Как сорок четыре? Ну, как скажете — запишем, что сорок четыре. Мы вам на слово верим. Да, укладывайте-укладывайте. Нет, не в ящик, лучше чемодан возьмите, чтобы нести удобнее. Что, чемодана нет? Как же вы живете без чемодана? Граждане понятые, у вас есть чемодан? Ох, спасибо вам от Советской власти. А тут, в нижнем ящике, что — украшения? Ваши? И тоже без документов. Ну, гражданин, вы как дите малое. Разумеется, мы их тоже изымем, на предмет проверки — не краденые ли. Сейчас, знаете ли, грабителей много развелось. Так, впишем в протокол — десять колец желтого металла. Почему говорите, что золото? Вдруг сплав или еще что-то другое. Ну, мы сейчас пробы смотреть не станем, на то у нас люди обученные есть. И цепочки… сколько? В штуках считать не будем, с фунт… А, про деньги-то мы забыли. Вот — раз, два, три. Да, три пачечки. Номера переписывать не будем, примем по сумме. Три тысячи червонцев. Почему деньги изымаем? Так они не на квартире должны храниться, а в конторе, в железном ящике. Сбережения? Ну, гражданин, если сбережения, то вернем. Попозже. Если переживаете, возьмем бумажку, все три тысячи аккуратно завернем. А тут вот вы свою фамилию напишите, дату и подпись вашу поставьте. Все. Спасибо. Вот, теперь уже совсем все. Протокол составлен, товарищ Пантелеев там внизу и распишется, фамилию свою разборчиво напишет, чтобы знали, с кого спрашивать. И помогите нам вещи вниз спустить, у нас там извозчик. Видите, как у нас со служебным транспортом худо. И на Гороховую приходите. Когда? Да хоть сегодня. Можете прямо сейчас. Подождите, пока не отъедем.

С доктором Шильдиковским вышло еще проще. "Наколку" на него лично Лев Карлович выдал — мол, живет на Воинова (бывшая Шпалерная) неподалеку от Образцово-показательной тюрьмы, докторишка. Содержит медицинский кабинет прямо в квартире. Днем у него все честь по чести: разденьтесь — дышите — не дышите, вот вам рецептик, с моей личной печатью, лекарство покупайте на Радищева — непременно там, в другой аптеке обманут (то, что доктор имеет долю за каждого покупателя, пациенту знать необязательно), с вас четыре рубля. Зарабатывает Шильдиковский и так неплохо, а ежели учесть, что он еще и аборты делает, так и совсем богач! И не то плохо, что доктор абортомахерством промышляет (с тыща девятьсот двадцатого года любая гражданочка РСФСР может избавиться от нежелательного ребенка, не спрашивая разрешения ни у мужа, ни у властей), а то, что аборты разрешено производить лишь в больницах, где соответствующее оборудование есть и уход. Но немало дамочек в больницу идти не хотят — тут тебе и рабфаковки, не желающие тратить время на буржуйские предрассудки вроде лежания в больнице (хотя, скотина такая Колька-секретарь — развел, понимаете ли, бодягу, что комсомолка не может отказать комсомольцу, а про аборт-то ничего не говорил, сам бы попробовал!), порядочные женщины, обрюхаченные во время отсутствия супруга (бывает!), девицы с панели (проституция запрещена в октябре 1917 года, потому как сродни рабству!). Брал доктор по червонцу за чистку. Недешево, зато из клиенток никто не умер. А еще у доктора есть одна баночка, которую Вольтенков очень желал иметь!