Парни вытащили каждый по пластиковой карточке, размером с кредитную, но не кредитки. Это были местные водительские права. На обоих в верхней части стояло: Bundesrepublik Deutschland/Германия. Федеральная республика. Фотографии соответствовали оригиналам. Того, что сидел слева, звали Бернд Дюрнбергер [5], его напарника – Клаус Аугенталер [6].

– Вы граждане Германии? – спросил Ричер.

Тот, что сидел слева, забрал свое удостоверение и кивнул.

– Натурализованные?

Он снова кивнул.

– Вам пришлось сдавать экзамен?

– Конечно.

– Трудно было?

– Не очень.

– В какой мы земле?

– Мы в Германии.

– Это страна. Федеральная система. На ваших документах написано Bundesrepublik. Значит, имеются земли, как в Америке. Только шестнадцать, а не пятьдесят, но принцип тот же.

– Я забыл.

– Гамбург, – подсказал Ричер.

– Это название города.

– А еще земли. Как Нью-Йорк. Рядом со Шлезвиг-Гольштейном и Бременом. Дальше идет Нижняя Саксония. Вы сменили имена?

– И что с того?

– Почему Дюрнбергер?

– Мне нравится, как оно звучит.

– Вы сохранили американское гражданство?

– Нет, мы от него отказались. Так что у нас не двойное гражданство и вы ничего не можете нам сделать.

– Мы можем повести себя грубо.

– Что?

– Американцы за границей часто ведут себя грубо. Вы, европейцы, постоянно на это жалуетесь. Например, будем просто сидеть и не давать вам выйти.

– Нет, мы сейчас уйдем отсюда.

– Почему?

– Потому что мы так хотим.

– Вам нужно в туалет?

– Нет.

– Вы опаздываете на встречу?

– Мы имеем право на свободу передвижения.

– Ясное дело. Как человек на Таймс-сквер, который пытается попасть вовремя на работу, но для этого ему придется пройти прямо по туристу, который идет перед ним.

Дюрнбергер молчал. Ричер взглянул на его напарника и спросил:

– А ты как выбрал свое имя?

– Так же, – ответил тот. – Мне нравится, как оно звучит.

– Правда? Произнеси его для меня.

Он молчал.

– Давай, назови вслух, – повторил Ричер. – Я хочу услышать, как великолепно оно звучит.

Молчание.

– Ну же, твое имя?

Ничего.

Ричер с силой ухватился за край стола руками.

– Произнеси свое имя.

Он не смог.

– Итак, мы имеем одного парня, который не знает, что Германия поделена на земли, а другой не в состоянии произнести собственное имя. Не могу сказать, что вы меня убедили.

Он сидел, наклонившись вперед и держась за край столешницы, не ради драматического эффекта, но чтобы подготовиться к тому, что должно было последовать дальше. И он не ошибся. Тип, находившийся справа, с силой толкнул стол, намереваясь ударить им Ричера в живот как кулаком или даже опрокинуть вместе со стулом на пол, однако Джек, зная, что так будет, толкнул стол в десять раз сильнее, и столешница врезалась правому в живот. Отличный удар, но сдвинувшаяся с места мебель дала второму парню пространство для движения. Он встал, проскользнул за спиной все еще сидевшего Ричера и поспешно направился к двери. Только вот Нигли уже вскочила на ноги, сделала шаг влево, выставила в сторону беглеца плечо, резко развернулась и правой рукой врезала ему прямо в солнечное сплетение. Он замер на месте и задохнулся, охваченный паникой, как будто проглотил электропогонялку, а Нигли получила время для следующего удара – левое колено в пах, правое в лицо, – и он рухнул перед ней на пол.

Ричер удерживал второго за столом.

– Теперь понимаешь, что я имел в виду? – спросил он. – Мне придется наводить порядок.

Повернув голову, Джек увидел, что женщина за прилавком готовится закричать, потерять сознание или схватиться за телефонную трубку. Он выкрикнул: «Sexueller Angriff», что означало «сексуальное нападение» – он запомнил эти слова, когда доставил арестованного в гражданский суд во Франкфурте. Потом показал на себя и добавил: «Militarpolizei» – военная полиция. Пожилая женщина немного успокоилась. Силы правопорядка контролировали ситуацию. К тому же никто ничего не разбил и не сломал. Парень упал и ни за что не зацепился. Нигли всегда работала аккуратно. На полу осталось немного крови, но ее будет легко смыть шваброй. В общем, никакого вреда или урона.

– Попроси у нее разрешения воспользоваться телефоном, – сказал Ричер Нигли. – Позвони в Штутгарт и спроси, кто из тех, кого мы знаем, может сегодня сюда приехать.

– За этими ребятами?

– У нас за спиной становится шумно. Нам потребуется убрать мусор.

– Не через Синклер?

– Это дело армии. Нам не следует утомлять ее лишними деталями.

Нигли говорила по-немецки не лучше Ричера, поэтому прибегла к помощи жестов – приподняла брови, потом большой палец и мизинец правой руки, изобразив телефонную трубку. Пожилая женщина поспешила к дальнему концу прилавка и вернулась со старомодным черным аппаратом с проводом. Нигли набрала номер, подождала немного, а потом заговорила.

Ричер снова повернулся к своему пленнику, прижатому столом. У него была стрижка «под ежик», спускавшаяся на лоб, и следы от прыщей на щеках; глаза метались между напарником, лежавшим на полу, и Джеком. Туда-сюда, как метроном. Во взгляде паника.

– Я сделаю безумное предположение и скажу, что вы оба не являетесь мозговым центром данной операции, – проговорил Ричер. – А следовательно, оказались в уязвимом положении. Но вам повезло. Я разумный человек. Одноразовое специальное предложение по-прежнему действует. Но только для тебя. Минимальный приговор в обмен на полное признание. Я считаю до трех. Потом предложение теряет силу.

Паника в глазах парня стала еще заметнее, он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Да уж, умом он не блистал, с речью у него тоже было явно не все хорошо.

– Кто послал вас сюда? – спросил Ричер.

Парень показал на своего напарника, лежавшего на полу.

– Он.

– Зачем? – поинтересовался Ричер.

– Мы кое-что продаем.

– Где?