– Нет.

– А запах мха?

– Вот его чувствую.

– Цвета по-прежнему здесь. Такие же прекрасные, как и раньше.

– Ты хочешь сказать, что для тебя ничего не изменилось?

– Изменилось… Вы изменились! Когда вы утратили цвета и опомнились от неожиданности, я поняла, что вы начали чахнуть. Когда появился розовый цвет, атмосфера сделалась эйфорической, и от этого было так хорошо! Все повеселели, но в то же время я чувствовала, что нарастает склонность к блаженному созерцанию и даже к летаргии. Возникло ощущение, что наш мир стал каким-то слащавым, эдакий зефир в сиропе.

– С красным все стало совсем по-другому. Заговорили даже о новой сексуальной революции.

– Это верно, у человечества прибавилось динамизма и энергии. Может, даже слишком. Вагнер сочинял свои мощные симфонии в красных комнатах. Я ощущаю в вас ту же силу и ту же ярость. А значит…

– Значит – что?

– До тех пор пока вы будете воспринимать только красный и розовый цвета, нашей голубой планете покоя не знать.

Шарлотта повернулась к Артюру и осторожно положила обе руки ему на лицо. Подушечки ее пальцев оказались у него на лбу и над ушами.

– Ты слушал новости? – спросила она, ощупывая его голову. – Со вчерашнего дня всякие поджигатели войны произносят все более и более опасные речи.

– У них глаза кровью налились!

Она осторожно провела пальцами по его ушам, по шее, по перебитому носу.

– Людям повсюду хочется бунтовать, но они сами не понимают почему. Ярость в чистом виде. Наш мир становится сварливым, еще более нетерпимым, чем раньше. Я беспокоюсь за Луизу, за тебя, за нас всех.

Артюр не мог опомниться. Она боялась за дочку, за всех вообще – но и за него отдельно. Когда в последний раз о нем тревожилась женщина, которая так сильно ему нравилась?

Шарлотта провела мизинцем по увлажнившемуся веку Артюра и убрала руки. Оба молчали.

– Пообещай мне, что и дальше будешь скрываться здесь вместе с дочкой, – наконец тихо попросил он.

– А ты тогда выполни обещание, которое дал Луизе: верни цвета. Я тем временем запишу несколько выпусков, и мне пока не надо будет ходить на «Радио Франс».

Артюр смотрел на нее, на ее алую блузку. Великолепный пурпурный закат окрашивал ткань в еще более яркий тон. Ему захотелось поцеловать Шарлотту.

Почти все пассажиры поезда, который вез их в Кабур, щеголяли в красном или розовом. Такое впечатление, что оказался на празднике «Юманите», на стенде лиги оптимистов. Однако наэлектризованная атмосфера искрила. В вагоне, в котором ехал Артюр, два пассажира подрались из-за того, что один уселся на место другого. Впрочем, это нисколько не мешало десяткам парочек, которые продолжали смешивать свои флюиды в поцелуях, достойных подростковой тусовки.

В богатых кварталах курортного города казалось, будто лето в самом разгаре. Красные и розовые наряды напоминали о разноцветно-ярких дефиле на показах мод Кристиана Лакруа. Артюр все еще носил свою розовую, не по размеру большую куртку. Мужчины поглядывали на него с завистью, как будто он невероятно элегантен. Он заметил роскошный дом тридцатых годов в безупречном состоянии, правда, с одним разбитым оконным стеклом. Над звонком тонким наклонным почерком было написано: «Клюзель». Так, вот он и на месте. Артюр в последний раз мысленно повторил заготовленную речь. Сказать правду бывшему начальнику невозможно, он ему не доверял. Артюр позвонил и несколько секунд спустя услышал щелчок электрического замка. Толкнув ворота, он очутился в ухоженном саду с редкими деревьями. Появился садовник в розовых вьетнамках, красных шортах и розовой футболке в цветочек. Он катил тачку, наполненную сорняками. Да это же Клюзель! Артюр не сразу узнал его в таком наряде.

– Что вы здесь делаете, Пикассо? – спросил изумленный Клюзель, явно встревоженный появлением своего бывшего рабочего-торгового-представителя-мальчика-для-битья.

Артюр улыбнулся ему и вообще постарался держаться как старый приятель, с которым немало вместе попроказили.

– Привет, Адриан, как дела?

Клюзель не ответил.

– Я тут шел мимо и подумал, что неплохо бы заглянуть к тебе поздороваться.

Клюзель по-прежнему хранил молчание.

– А знаешь, Адриан, я хотел тебя поблагодарить! У нас с тобой были мелкие разногласия, но потом я понял, как тебе обязан, ты столько для меня сделал. Я очень многому научился, работая рядом с тобой.

– Будьте так любезны, уйдите отсюда.

Клюзель подошел к панели управления, чтобы открыть ворота.

– Так вот, чтобы ты знал, до какой степени мне нравилось на тебя работать, я скажу тебе, что с тех пор коллекционирую цветные карандаши…

Рука Клюзеля замерла в воздухе.

– Но имей в виду – карандаши «Гастон Клюзель», и только «Гастон Клюзель»!

– Вы коллекционируете карандаши «Гастон Клюзель»?

– Совершенно верно. И не осталось ли у тебя, случайно, несколько штук?

Артюр почувствовал, что начал не совсем удачно, но менять стратегию было уже поздно.

– Я готов их купить. Меня особенно интересует продукция последнего дня. И признаюсь тебе, что я уже и не знаю, где искать.

– Уже не знаете?

– Нет, но я прекрасно помню, что, перед тем как отключили машины, ты взял пригоршню карандашей из кучи. Впрочем, как тонкий знаток, ты заметил, что цвета у них были очень красивые. Припоминаешь? Скажу тебе правду, я немного изменил количество пигментов.

– Стойте здесь.

Клюзель исчез, оставив Артюра в одиночестве. Вообще-то он неплохой малый, подумал Артюр. Играет в классовую борьбу, но парень он, несомненно, хороший. Клюзель вернулся с пустыми руками и, схватив лежащие на тачке грабли, занес их над головой Артюра. Прядь его упала, прикрыв один глаз, но во втором злости хватило бы на оба.

– Стой на месте, – повторил Клюзель, позволив себе наконец перейти на «ты».

– Может, вам бы надо завязывать с красным, мсье Клюзель. – Артюр снова перешел на «вы» в попытке успокоить своего бывшего начальника.

– Мерзавец, и ты еще после всего посмел сюда явиться, чтобы надо мной насмехаться! – вопил Клюзель. – Я вызвал полицию, они вот-вот приедут! – проорал он.

Артюр оглянулся на запертые ворота. А Клюзель встал перед кнопкой, которой их открывали. Артюр оказался в ловушке.

– Париж, Сен-Морис, а теперь Кабур! – надрывался Клюзель на грани истерики.

Париж, Сен-Морис, а теперь Кабур, повторил Артюр про себя. Похоже на рекламный слоган дорогих рубашек поло. Но связи он не увидел.

– На прошлой неделе вломились в мою парижскую квартиру. Мне показалось странным, что у меня украли только КОЛЛЕКЦИЮ карандашей, оставленную в наследство моим прадедом Гастоном.