Была полночь, в приемном отделении горел только слабый ночник. Внутри никого не было, но когда Линда нажала ручку двери, оказалось, что дверь не заперта.

Она никогда раньше не бывала здесь. Стоя в темноте, она прислушивалась. Тихо, только слабый скрип двери, которая медленно закрывалась у нее за спиной. Фрэнкс должен ждать ее. Так он передал в телефонограмме, которую приняли в доме Приоров, пока Линда топталась у запертой двери Дома на Скалах, недоумевая, где же Джим.

Сейчас, после разговора с Ким, Линда знала, что он побывал в ее комнате и что надо готовиться к худшему.

Вытянув руку и слегка касаясь пальцами стены, чтобы ни на что не наткнуться, Линда двинулась по коридору. Почти сразу она увидела вдалеке за поворотом свет. Кто-то был в кабинете за углом, и стеклянная панель над дверью выдавала его присутствие.

Она подошла и открыла дверь. Там сидел Фрэнкс. Вид у него был виноватый, словно он не имел права находиться в собственном кабинете.

— Долго же вы добирались, — сказал он, потирая висок.

— Я поздно получила ваше сообщение. Где он?

— Я надеялся это услышать от вас.

Фрэнкс наклонился и положил что-то на стол. Мячик для гольфа покатился вдоль записной книжки и остановился у настольной лампы.

— Он знает, что за ним вели наблюдение?

Фрэнкс в ответ только пожал плечами:

— Одри считает, что он видел свой файл, пока находился в моем кабинете. Бог его знает, как ему это удалось. Вы можете передать тем, кто вас сюда послал, что с этим покончено. Я никогда ничего не слышал ни о Джеймсе Харпере, ни о проекте «Октябрь».

Он указал на компьютер на столе:

— Они могут забирать все это. Я поищу других спонсоров. Зря я ввязался в это дело.

— Мы не можем вот так бросить его, — запротестовала Линда. Фрэнкс снимал помятое пальто с вешалки за дверью. — Он нуждается в помощи.

— Это мы будем нуждаться в помощи, если хоть что-нибудь станет известно, — произнес Фрэнкс.

— Подождите минутку, — попросила Линда. — В тот вечер, в доме, когда ваши люди работали в кухне… Что они с ним делали?

Но Фрэнкс уже шел к дверям.

— Спросите тех, кто вас послал, — сказал он. — Сегодня вечером меня здесь не было.

Джим спускался вниз на эскалаторе.

Тоннель на многие тысячи миль уходил в глубь земли. Мотор изношенный, эскалатор двигался рывками. Джим крепко держался за поручни, пошатываясь каждый раз, когда дергалась ступенька или слабело натяжение цепей. Впереди никого не было, а назад Джим взглянуть не мог. Пытался, но не мог.

Большая часть рекламных плакатов на стенах была выдрана из рамок, но иногда попадались уцелевшие. Чем ниже опускался Джим, тем более дерзкими и вызывающими становились эти яркие фотографии. Почти сплошь реклама нижнего белья, которое больше обнажало, чем прикрывало. Во взгляде девушек на фотографиях было что-то провокационное.

Он пытался вычислить, в какую сторону движется, но часть огней была погашена и в полумраке было трудно что-нибудь понять. Он утратил всякое представление о том, когда он пустился в это путешествие и зачем. Эскалатор двигался с лязгом и грохотом. Когда Джим смотрел вниз, он видел какой-то отблеск, который просачивался сквозь щели там, где ступеньки неплотно прилегали к боковинам. Зеленоватый отблеск, казалось, пульсировал. Джим подумал было, что это вереница огней, освещавших механизмы внизу. Но отблеск пульсировал, словно живой.

Джим взглянул на следующий рекламный плакат. Две девушки зверски убиты, их тела подвешены для фотографирования.

Сквозь лязг и грохот машин до Джима доносились какие-то звуки, как-будто кто-то дышал, а может быть, рычал. Казалось, кто-то, закованный в цепи, трудился внизу, зная, что его мучители вне пределов досягаемости. Следующий толчок эскалатора был таким резким, что Джим чуть не упал. Он покрепче ухватился за поручень и попытался выпрямиться. Ему показалось, что внизу кто-то сдавленно фыркнул.

Плакаты на стенах становились все чудовищнее в своем бесконечном разнообразии. Поверх черно-белой фотографии, изображавшей автокатастрофу, кто-то наклеил лозунг протестующих феминисток. Ниже красовался кровавый отпечаток пальца.

Ступеньки подрагивали. Впереди что-то происходило, но Джим не понимал, что именно. Зеленый свет становился все ярче.

При виде следующего плаката у него на миг замерло сердце. Плакат не был похож на остальные. В тех была завораживающая сила катастроф, здесь же привлекало что-то другое. Девушка стояла обнаженная и беззаботная, удлиненное стройное тело, как на картах Таро. Ее рука легко касалась шеи лебедя. Она смотрела прямо на Джима, ее глаза были какого-то необычного цвета.

Джим потянулся было к ней. Но она уже пропала из виду.

Зеленый свет впереди становился все ярче. Джим решил, что приближается к конечной цели путешествия. Он заметил, что пол под ногами округлился в форме буквы «О», а зубцы гребенки эскалатора торчат вверх, словно клыки. Эскалатор нес его вниз, в глубокую яму, стенки которой напоминали ребристое горло. Джим ошибался. Зверь не приводил эскалатор в движение. Зверь сам был эскалатором.

Вдруг скорость резко возросла, и Джима бросило вперед. Он упал, проскочил преддверие и проскользнул в желудок зверя.

Все вниз и вниз среди непереваренных остатков пищи и глистов. Гранди ждет.

Он смотрит вверх, его слепые глаза испускают зеленый свет. Гранди одет в длинный балахон, покрытый причудливыми символами восточных магических обрядов. Его голова обрита, лицо разрисовано под китайца. Джим несется к нему навстречу, не в силах остановить своего падения.

Гранди протягивает руки. Пришло время позабавиться. Он напевает, и постепенно эти звуки перерастают в вой бешеной собаки.

На лету Джим пытается увернуться, но тщетно.

Руки Гранди настигают его.

В темноте Джим приподнялся и сел. Внезапно его пронзила боль в спине — словно дожидалась, чтобы он окончательно проснулся. Он застыл, пережидая приступ.

Никогда еще боль не была такой острой. Но раскладушка в Доме на Скалах была более комфортабельным ложем, чем некрашеные доски товарного вагона и чемодан вместо подушки. Ощущение раскаленной иглы между лопатками сменилось пульсирующей болью. Спустя некоторое время Джим пришел к выводу, что легче уже не станет, придется примириться с тем, что есть. Пора выглянуть наружу и осмотреться.

Путешествие через Ла-Манш пробило изрядную брешь в его сбережениях, но он тут же сообразил, на чем можно сэкономить, когда прибыл в Остенде около 4 часов утра и пришел на вокзал. Станция была открыта, народу в этот час было мало. Единственный служащий билетов не проверял, а направлял путешественников на нужные платформы. Джим прошел вдоль парижского экспресса. Потом залез в вагон, открыл дверь на другую сторону и спрыгнул на железнодорожное полотно. Проделав это, он пошел дальше вдоль поезда, отсчитывая пыльные бордовые товарные вагоны, которые были прицеплены в хвосте поезда. Он искал пустой незапертый вагон. Найдя то, что ему было нужно, он отодвинул тяжелую металлическую дверь и забрался внутрь. Десять минут спустя поезд тронулся.