кедровыми орехами, отмеряемыми, как семечки, стаканами, все так же, парами ходили милиционеры в поношенной одежде и стригли «деревянные карбованцы», а в жидких, еще только распускающихся кронах пристанционных деревьев возбужденно галдели вороны.

Подполковник подобрал себе тройку толковых рукастых мужиков, — вместе с отцом Алексеем, — и занялся обустройством бани.

Перво-наперво бригада тщательно вычистила кабину туалета, чтобы в ней даже духа прежнего не осталось — только запах стирального порошка, который использовал напарник отца Алексея говорливый волоколамец по фамилии Евстигнеев. Ронжин, принимая работу, улыбнулся довольно — работа была выполнена на «пять».

Следом тщательно обработали унитаз, сваренный из нержавеющего железа, отскребли, обеззаразили каждый шовчик, каждый узелок, каждую заплатку и лишь потом в унитаз загрузили изоляторы.

— Ну вот, почти все, — объявил собравшимся Ронжин.

— А как насчет продолжения, товарищ подполковник? — осторожно поинтересовался один из присутствовавших на сходке офицеров.

— Продолжение будет, — пообещал Ронжин.

Подопечные офицеры были в основном столичными жителями, лишь несколько человек призвали из Московской области, но ни москвичи, ни подмосковные обитатели даже предположить не могли, что из дорожного сортира, поставленного на колеса, можно сделать такую роскошную баню.

Две шайки, склепанные из оцинкованного железа, нашли здесь же, на рынке станции Тайга, выкупили их за двести пятьдесят рублей.

— Хар-рашо! — довольно потер руки Ронжин. — С таким имуществом мы до Хабаровска можем хоть три месяца ехать — ничто нас огорчать не будет.

— А если понадобится, то можем даже во Владивосток проследовать, — добавил Евстигнеев.

— Владивосток нам не нужен, — обрезал его подполковник.

— Почему?

— Потому, что не указан в путевом листе.

— А-а-а, — понимающе протянул Евстигнеев.

Примерно, в общих чертах, Широков представлял, как будет действовать размещенная в маленькой туалетной комнате баня, но когда он попытался кое-что домыслить, свести концы с концами, у него не все сошлось — видать, Ронжин, технически подкованный человек, владел некими тайнами, которыми Широков не владел, поэтому «б» у него не последовало в алфавите за «а» и «б» за «в» — все буквы разбежались в разные стороны…

Он решил посмотреть, что будет дальше.

Через три дня их вынужденного пребывания на станции Тайга, а точнее, в начале дня четвертого (вон сколько простояли, за это время Широков раза два бы доехал до Сковородино на обычном поезде; впрочем, он нисколько не жалел о потраченных днях, ему нравилась эта поездка) вагон с офицерами запаса прицепили к длинному грузовому составу, который тянули два могучих, с хриплым дыханием тепловоза, и наши путешественники покатили дальше.

Тут Ронжин показал, на что способен смекалистый русский человек: наполнил водой обе шайки, одну затащил в туалет, вторую оставил у двери, запалил паяльную лампу и начал разогревать ею изоляторы. Того, что изоляторы могут лопнуть и брызнуть в глаза остробокой металлической крошкой, Ронжин не боялся, хотя некое опасение поначалу родилось внутри, но потом исчезло: изоляторы были сработаны из прочного материала.

Единственное, что было плохо — колотые изоляторы, насыпанные в самый низ толчка, прогревались слабо, очень медленно, и Ронжин, поразмышляв немного, перенес шпарящий огонь паяльной лампы под унитаз.

Очень скоро тонкая нержавейка унитаза замерцала бордово, покрылась мелкими подвижными искрами, подполковник решил, что хватит разогревать печку и, зачерпнув кружкой воды из шайки, выплеснул на горбатую кучку изоляторов.

Пар шибанул такой, что Ронжин отшатнулся от примитивной печки в сторону, в туалетной каморке разом сделалось жарко, как в настоящей парилке.

— Хар-рашо! — выкрикнул Ронжин довольно, выскочил из начавшего разбойно потрескивать крохотного замкнутого пространства, в мгновение ока добрался до своего купе, сбросил на лавку одежду, подхватил мыло, полотенце, запасные трусы и полуголый, в трусишках, больше походивших на плавки, понесся обратно.

Там повторил то, что уже делал: огнем паяльной лампы вновь раскалил горку изоляторов и выплеснул на нее два ковша воды. Горячий трескучий пар завертелся клубами и плотно заволок пространство, ничего не стало видно. Ронжин пожалел, что не запасся веником, в той же Тайге, на станции. Можно было наломать мягких еловых лап — вполне сгодились бы, хотя после обработки хвойным веником тело горит так, будто человек половину ночи проспал на гвоздях… Но потом все проходит, и любитель острых ощущений чувствует себя довольно сносно.

Хорошо, у Ронжина была с собою мочалка — предусмотрительно взял ее с собою из дома, — ею подполковник и воспользовался.

Через пятнадцать минут он выбрался в коридор и объявил громко:

— Следующий!

Следующим пошел отец Алексей, назначенный подполковником замом по банным вопросам.

Минут через десять — двенадцать он покинул парилку и провозгласил ронжинским голосом, с начальственными нотками, будто сам был подполковником:

— Хар-рашо! — попрыгал на одной ноге, вытряхивая из уха то ли застрявшую воду, то ли взболток пара (и такое могло быть) и выкрикнул с расчетом, что голос его будет слышен во всех купе вплоть до последнего: — Кто следующий?

Больше охотников испробовать баню в первый день ее работы не нашлось. Для старта и двух человек было достаточно. Испытание бани прошло, можно сказать, успешно.

За окном вагона, под дробный железный стук колес, словно бы специально тряся ветками, проносились угрюмые сибирские деревья, из-под низко опущенных хвойных лап недобро посвечивали глаза местных леших… В вагоне офицеров запаса шла своя жизнь, а в здешних лесах — своя.

Спал Ронжин после бани, как убитый — за ночь ни разу не проснулся.

На следующий день баню решили посетить четыре человека — в две смены, по двое, подполковник объяснил им, как надо себя вести в туалетной тесноте, чтобы не обварить себе гениталии паром и не подпалить волосы на заднице огнем паяльной лампы.

— Правила техники безопасности прошу выполнять неукоснительно, — предупредил любителей здорового образа жизни подполковник.

— Так точно! — невпопад грохнула четверка. — Исполним обязательно!

— А вы, отец Алексей, проконтролируйте их, — Ронжин нашел работу и своему заместителю, — чтобы не злоупотребляли. Понятно?

— Так точно! — Курахтин, изображая козырек фуражки, накрыл голову одной ладонью, вторую ладонь приложил к виску.

Первая пара выскочила довольно быстро, разохалась под перестук колес.

— Ох! У-уф! Эх! Их! А-ах! Дышать совершенно нечем. Получается много круче, чем в обычной бане.

Вторая пара прыгнула в баню, не взяв с собою даже паяльную лампу.

— А лампа? — напомнил им отец Алексей.

— На старом разогреве проедем, — отозвались любители бани и задвинули за собою дверь.

Они действительно проскочили на старом разогреве — не были любителями температур, при которых плавится металл — это раз, и два — обладали инженерной хваткой, умели, не в пример нынешним выпускникам вузов, считать. Считать не только метры и килограммы, лошадиные силы и атмосферы, но и банные градусы, поэтому прикидка их получилась точной, вышли они, довольные