отшлифовать. Появившаяся разносчица, на взгляд монаха, представляла собой нечто среднее между орчихой и гоблиншей. В этой, с позволения сказать, доброй женщине оказалось много всего… Огромная грудь, огромная задница и мощные, больше, похожие на мужские, руки. Ну, и отдельно можно было упомянуть лицо этой валькирии. Во рту явно не хватало несколько зубов, но это разносчицу не смущало, и она широко улыбалась, ласково глядя на спутника Аскета.

- Добрынюшка! – пробасила она. - Рада видеть тебя, сокол моя ясный! Надолго ли к нам? Ты, я гляжу, с другом?

Она прожгла внимательным взглядом Аскета, и от этого пронзающего взгляда тому стало очень так не по себе. Но это сканирование длилось несколько секунд, после чего на лицо разносчицы вновь вернулась добродушная улыбка.

- Роза, рад видеть! - Добрыня деловито ущипнул ее за филейную часть, отчего та кокетливо вскрикнула.

Правда, Аскету этот кокетливый вскрик напомнил рычание тигра.

- А кто твой друг? Басурманин какой-то… - вновь вернула внимание женщина к монаху. - Одежка-то явно с чужого плеча. Не с твоего ли, Добрыня? Где ты нашел то его?

- Аскетом зовут моего друга, - голос Добрыни вдруг стал строгим и на глазах изумленного монаха разносчица сразу изменилась.

- Да, я что, Добрынюшка? – разносчица быстро дала заднюю. - Сразу видно, раз твой друг, так человек хороший. А что глаза не наши и кожа другого цвета, так у каждого свои недостатки…

Аскет нервно моргнул, но с истинно буддистским хладнокровием сдержался. Чего с бабы то глупой взять.

-Ты это, хватит тут того! – тем временем выдал фразу его спутник. – Неси, душа моя, нам кувшинчик пива, ну, и закусить что-нибудь по сытнее. Проголодались мы уже!

- Ага, - кивнула Роза и с грацией слона ускользнула от стола.

- Моя баба, - гордо заявил Добрыня Аскету. - Знойная женщина! Горячая в постели, безжалостная в драке. Настоящая бой-баба!

- Вижу, - не стал спорить со своим спутником Аскет. – Слушай, брат Добрыня, тут такое дело. Нам бы с моим Горынычем деньжат заработать. Сам понимаешь, приодеться надо, да, к тому же, найти надо нам кое-кого. А без денег в любом месте - никуда. Как и без оружия.

- Деньжат, - задумчиво посмотрел на него Добрыня. - Почему нельзя? Можно… К тому же, у тебя чудо-юдо есть. С ним ты, может, и справишься…

- С чем справлюсь? – не понял Аскет

- Тут… - начал было Добрыня, но остановился.

Его собеседника прервала появившаяся Роза с здоровенным подносом, на котором стояли две глиняные тарелки с жаренным мясом, две глубоки тарелки с какой-то на удивление, по мнению Аскета, аппетитно пахнущей кашей, небольшой каравай ароматного хлеба, две литровые кружки и посредине этого гастрономического натюрморта возвышался кувшин. Вся эта красота с ловкостью совершенно невообразимой для столь габаритной разносчицы очутилась на столе, после чего она, широко улыбнувшись Добрыне и прошептав, что мол, ждет его ночью, удалилась.

Добрыня разлил из кувшина по кружкам кисловатое пойло, которое назвал отменной брагой. После чего поднял свою кружку.

- Давай выпьем за встречу, друже Аскет! – выдал простой тост богатырь.

Монах поднял свою кружку и принюхался к подозрительному содержимому. Что-то желание пить эту бурду отсутствовало у него напрочь. Он бы предпочел выпить просто воды, но рассуждая о том, что в этом мире не были знакомы с понятием «холодная кипяченая вода», а пиво должно было пройти хоть какую-то термическую обработку, Аскет решил выпить пива. Он стукнулся с Добрыней кружками, поддерживая тост. Но от его спутника не укрылось нежелание монаха поддержать его слова, поэтому он строго посмотрел на Аскета и произнес.

- Нехорошо друже… не уважаешь меня ты? Или уважаешь? – Добрыня напирал на монаха какими-то своими, одному ему известными понятиями.

Его друже вовсе не понимал, как совместное распитие спиртных напитков связано с понятием «уважение», но чего еще можно было ожидать от необразованных аборигенов? Монах тяжело вздохнул, понимая, что ничего с этом не поделаешь и через силу сделал глоток браги. И надо сказать, весьма удивился. Несмотря на кислый запах и неприглядный внешний вид, на вкус брага оказалась весьма неплоха. Легкий медовый вкус, еле заметная сладость и небольшая крепость. Плюс к тому, очень неплохо утоляла жажду. За неимением воды, будем пить пиво, подумал Аскет.

- Вот, видишь, я же плохого не посоветую, - довольными тоном заметил Добрыня, увидев, что его собутыльник выпил сразу полкружки.

Аскет, тем временем, приступил к еде. И выяснилось, что им не принесли столовые приборы. Вопрос Добрыне по этому поводу, поверг того в недоумение.

- Какие еще приборы? – хмыкнул тот. - Ты о чем? Есть не умеешь, что ли?

На глазах монаха Добрыня просто взял кусок мяса из тарелки разорвал его руками и забросил в рот. А потом схватил оторвал от хлеба солидный ломоть и зачерпнул им каши, отправив потом все вместе по месту назначения.

– Вот так, - ухмыльнулся своей «осведомленности» Добрыня. - Учись пока я жив.

У монаха не было сил комментировать такое варварство, но на то он и Аскет, чтобы приспосабливаться к любым условиям существования. Пришлось есть руками. Мясо в отличие от браги оказалось не столь вкусным. Пережаренное и сухое, но с куском свежего хлеба, да, еще с пенным напитком в принципе шло неплохо. Добрыня первый закончил свою трапезу и, дождавшись, когда это сделает Аскет, подозвал Розу.

- Солнце мое, кликни нам хозяина, - обратился он к разносчице. Тут мой друг хочет денег заработать.

- Сейчас…

Спустя мять минут за их стол опустился невысокий крепкосбитый бородатый мужик, с хитрыми глазами.

- Привет Добрыня, - поздоровался он со спутником Аскета. - И тебе привет…

- Аскет, - помог ему монах.

- И тебе привет, Аскет! – поправился мужик. – Меня зовут Корней, я - хозяин этой таверны. Добрыня говорил, что тебе деньги нужны?

- Да, - кивнул монах. - Он прав.

- Я готов помочь тебе в этом. Ты можешь заработать денег, но нужно выполнить одно задание. Очень сложное задание. Правда, не уверен, что с ним ты справишься… - он скептическим взглядом окинул Аскета.

- Справится, - заверил хозяина Добрыня. - Гарантирую!

- Ну, под твою ответственность, - строго посмотрел на спутника Аскета хозяин таверны. – То, что я сейчас поведаю, должно остаться только между нами.

- Клянусь Сварогом, - без малейшей запинки выпали Добрыня, и монаху вдруг показалось,