– Написал или купил. Какая разница? Кротов – темная лошадка. Мне это не подходит. Я не желаю быть придворным адвокатом мафии.

Иван Иваныч снял очки, тем же платком протер стекла. Внимательно воззрился на Дмитрия.

– Ты не любишь мафию, не жалуешь политиков, равнодушен к женщинам. У тебя совсем нет никаких привязанностей?

– Я люблю женщин, – возразил Дмитрий.

– Нет, – покачал головой Иван Иваныч. – Ты их используешь. Тебя мама в детстве много шлепала?

– Пальцем не трогала. У нас очень интеллигентная семья.

– Значит, позже, – отечески улыбнулся шеф, – какая-то девочка крепко обидела. Было?

– Так я беру дело Гвоздева? – переменил тему Дмитрий.

– Бери, бери, – замахал пухленькой ручкой шеф.

Когда дверь за Дмитрием закрылась, шеф одобрительно прищелкнул языком.

– Ни слова лишнего. Профи.

– Забудь, Юляш, – Маслов, раскинувшись на широкой Юлькиной кровати, только что выслушал ее печальный рассказ с естественным опущением некоторых пикантных подробностей. Выпитые несколько рюмочек «Хеннеси» настроили его на философский лад. – Во всем нужно видеть положительные моменты – радуйся, что с тобой все в порядке. А это – главное. В мире ежедневно погибает куча народа. Что поделаешь? Такова жизнь… Сегодня коньяк вкушаешь, а завтра – не приведи Господи – кирпич на голову упадет. На опознание не ходи.

– Это почему? – вскинулась Юлька.

– А потому! Мне рассказывали, как оно происходит. Тут тебе не Франция. Это там – стоишь за стеклом, где тебя с другой стороны не видно. А здесь мимо тебя по коридору будут водить разных уголовников, и каждый в рожу заглянет. Опознаешь, а он, лет через пять, выйдет и найдет. Оно тебе надо?

– То есть как, через пять?! – взбеленилась Юлька. – Они человека убили! Убили, понимаешь?! «Вышку» дать должны!

– Юль, ты че, телек не смотришь? Какая «вышка»? У нас мораторий президентский давно. Твой же думский папашка громче всех орет за смягчение законодательства. В тюрьмах, мол, кушать нечего, бедные зеки… Пять дадут, через три по амнистии выйдут, вспомнишь мое слово. Если их, конечно, найдут. Найти ж еще надо… Знаешь основное правило демократии?

– Нет, – опустив глаза, призналась Юлька.

– Каждый сам за себя. А моя хата – с краю. Вот так, Юленька. – Маслов потянул подружку за руку, откидываясь на подушки. – Иди-ка сюда, малышка, я сделаю массажик – враз полегчает…

– Оставь… – Юлька высвободилась из его объятий. – Саш, а ты бы за меня не вступился…

Маслов поджал губы.

– Я бы вступился. Но за свою женщину. А вот какого хрена тот пацан башку под пулю сунул… За чужую бабу…

– Саш, да ты что завелся-то? – озадаченно промямлила Юлька.

– Ничего! – Маслов резко подскочил, от его благодушия не осталось и следа, в глазах запрыгали злые искорки. Он отбросил подвернувшийся под руку пакетик с чипсами так, что тот ударился о стену и золотистыми колечками рассыпался по полу. – Ты с ним трахалась, да?

– Прекрати… – растерянно прошептала Юлька. – Его уже нет…

– Нет – другой появится! – выпалил Маслов. – Вокруг тебя вечно вьется стая кобелей!

Юлька поднялась, медленно дошла до двери, распахнула ее так, что стала видна полутемная лестница и негромко, но отчетливо произнесла:

– Вон!

– Сашенька, иди ужинать!

– Подожди, – раздраженно ответил Маслов, – не видишь – смотрю «Новости».

Вздохнув, вытерев полной рукой взмокший лоб, Татьяна вернулась на кухню.

«Новости» интересовали Маслова, как плешивого – бигуди. «Заказчики» не объявлялись, куда-то запропастился его рабочий пропуск с фотографией. А сказать себе, что с Юлькой покончено, оказалось гораздо легче, чем это сделать. Она была нужна ему. Нужна, несмотря ни на что.

Те сопливые сикушки, с которыми он провел несколько вечером прямо в студии, после съемок, были нетребовательны и соглашались вывернуться наизнанку, лишь бы узреть свои сиськи на страницах бульварных журнальчиков. Стоит ли говорить, что до Юльки им всем было так же далеко, как козявкам до львицы. Нынешняя ссора окончательно вывела Маслова из равновесия. Но сейчас, покачивая на колене маленькую дочку Анютку, он вдруг подумал, что, когда сшибет с заказчиков оставшиеся бабки, была не была, купит две путевки в самый крутой круиз и поплывет в него с Юлькой… Даже если это будет их последнее путешествие.

Он опустил дочку на пол и пошел на кухню ужинать. Татьяна возилась у плиты, пыхтя, как скороварка. Красная, потная, в полинявшем ситцевом халате. Растрепанные волосы приклеились к вискам…

Настроение Шурика снова упало, ниже некуда.

– Тань, – сказал он, – ты мой пропуск не находила?

– Какой?

– Бумажка с фотографией. Рабочий.

– Не, Саш, не видела, – виновато вздохнула Татьяна.

– «Не видела»… – ворчал Маслов. – Небось, засунула куда-нибудь, когда убиралась и забыла…

Сплюнув от досады, он бросил равнодушный взгляд на маленький кухонный телевизор, и… Сердце, гулко колотнувшись, ухнуло в кишки. Из черной коробки марки «Томпсон» на него глядел «объект».

В строгом сером костюме и при галстуке, он выглядел вполне респектабельно и благопристойно – благородная седина, отеческая улыбочка… Вот только взгляд – холодный, немигающий. Как у удава, желающего загипнотизировать и слопать миллионы глупых доверчивых кроликов, прильнувших к своим «окнам в мир».

– Кто это? – не своим голосом спросил Шурик.

– Бизнесмен, – с готовностью отозвалась Татьяна. – Хочет в президенты баллотироваться на следующих выборах. Деловой человек, умные вещи говорит. Может, вправду за него проголосовать? Богатый, воровать не будет. Порядок навести обещает…

– Какой порядок?! – завопил Маслов прорезавшимся фальцетом. – Это ж бандит, уголовник, мафиози!

– А ты откуда знаешь?

– Знаю! – рявкнул Шурик. – Где пульт?! Выключи сию минуту!

Он с размаху плюхнулся на угловой диванчик и тотчас подскочил, потому что искомое дистанционное управление оказалось аккурат под его мягким местом. Раздалось противное дребезжание. Маслов потряс пульт.

– Ничего не понимаю, – недоумевал он, – сломался что ли? Чего это звенит?

– Это телефон, – снисходительно сказала Татьяна, – сотовый. В коридоре, в кармане твоей куртки.

– Слушаю! – вкрадчиво произнес бархатным голосом Шурик, ожидая услышать Юльку.

– Работа сделана? – тоном, не терпящим отрицания, констатировали на том конце.

Это прорезался заказчик.

Удушливый дурманящий дым мягкими клубами постепенно окутывал комнату. И, вместе с ним, Ник «отлетал» в сладостное небытие…