Обернувшись, увидел, что башня медленно, с оглушительным грохотом оседает в облаке пыли. В воздухе со свистом проносятся камни, трепещут страницами книги и падают, усеивая двор детинца.

Доносятся перепуганные крики, бегает туда-сюда челядь. В свете пожара мелькают бледные лица, блестят доспехи княжеских гридней.

– Ого! – произнёс Степан уважительно, глядя, как рушится башня. – Что ты там натворил?

Таргитай вяло отмахнулся, сунул Перо, которое уже успело погаснуть, за пазуху, пока не заметил этот разбойник, что теперь, вроде бы, решил жить честно.

– Пытался уговорить, – пробормотал он, едва выталкивая от усталости слова, – но старик ни в какую. Сам видишь, я едва ноги унёс.

– А это тогда что? – вопросил Степан, указывая на руины башни и груду заполнивших двор камней. – Представляю, как ты его уговаривал!

Тарх отмахнулся.

– Это он какую-то склянку разбил. Видать, неверно смешал травы или слишком много добавил мертвячьих соплей. Волховать – дело опасное. Один неверный шаг – и всё, никакая волшба не спасёт.

Степан скептически оглядел кулаки невра, кивая, мол, ну да, конечно, это маг на яблочной кожуре поскользнулся и раза три упал на нож. А ты ну совсем ни при чём.

Глава 10

Город остался за спиной, они старались отойти как можно дальше. Ночь распростёрла над миром чёрное покрывало. Деревья, кусты выглядят призраками. Редкие дома хуторов кажутся заброшенными, и лишь лай собак прогоняет это чувство.

Степан засыпает на ходу. Таргитай тоже клюет носом, но слишком велико желание оказаться как можно дальше от места, где его едва не женила на себе княжеская вдова и чуть не зашиб маг на пару со зверобогом.

Степан поначалу сыпал шуточками, что невр очень зря ушёл – тёплое и хлебное место, постель рады согреть и жена, и дочь, и дворовые девки. А как надоест, всегда можно уехать на дальнюю заставу, ага, защищать княжество от врагов.

Когда полусонный Степан стал спотыкаться, натыкаясь то на выворотни, то на торчащие из земли корни, да и сам Таргитай едва не провалился ногой в норку крота, невр подвёл Степана к могучему дубу с ветвями, напоминающими огромные, растопыренные в темноте пальцы. Бородач спросонья мотнул головой, давая понять, что намёк ясен, если ещё раз тронешь, дам в морду, рухнул на траву и захрапел, разбросав руки.

Сон к певцу не шёл долго. Не в силах сидеть на месте, будто в портках бегают муравьи, Тарх набрал веток и развёл костёр. Как будто это как-то поможет, успокоит, залечит грызущее его непонятное и странное чувство навалившихся перемен.

Пламя жадно набросилось на сухие дрова. Дударь удивился сам себе – раньше бы уже валялся, как Степан, а огонь разводил бы Олег. И ничего, что потом не сумел бы погасить, главное – быстро и тепло.

Пару раз доставал Меч. Любовно протирая тряпкой, Таргитай одновременно уже складывал в голове новую песню о битве со зверобогом и его прислужником-колдуном.

С осторожным удивлением понял, что сердце таким песням больше не противится. Любовь-любовью, чистое и светлое чувство, но подвиги, доблесть и самопожертвование для воспевания теперь выглядят ничуть не хуже. Жаль только, дудочки нет.

Он вытащил из-за пазухи Перо, заворожённо глядя на окутанную ослепительно белым сиянием частицу Рода.

Полюбовавшись, Таргитай завернул назад в тряпицу и уже хотел спрятать, но вдруг остановился. В десятке шагов воздух начал скручиваться жгутом, пошёл кругами, разрастаясь до высоты человеческого роста. Перед ним явился вихрь.

Пламя костра затрепетало. Степан рядом громко всхрапнул, как конь в стойле. Однако оковы сна держат крепко, он лишь перевернулся на другой бок.

Стенки вихря истончились и пропали, на траву ступил высокий старик. Длинные белые волосы лежат на плечах, на лбу их удерживает металлический обруч.

Лик старика словно вырезан из дерева. Лоб испещрён морщинами, вокруг глаз тянутся морщинки поменьше. Волосы и длинная борода ярко светятся, отливают серебром. В глазах полыхает жёлтый огонь, словно там плещется расплавленное золото.

Взгляд старика требовательный, строгий. Таргитаю показалось, что уже видел его раньше.

Старик оглядел невра. Взгляд с неодобрением задержался на удивлённо распахнутых глазах и отвисшей, как у коровы, челюсти. Поморщился, сплюнул.

– Дурень, – произнёс он в сердцах, – ребёнок с пудовыми кулаками. Не разумею, как ты в боги выбился. Один, тот хотя бы мудр, глазом пожертвовал.

Старец смерил дударя взглядом, полным презрения.

– А ты лентяй, каких свет не видывал, и всё равно заслужил стать одним из нас!

Он в сокрушении покачал головой.

– Мир стал другим! Теперь уже лентяям и дурням ставят идолы, возводят капища.

– Кто ты, отче? – спросил Таргитай. Изумлённое выражение сошло с лица, он сладко зевнул во весь рот. – Мы точно уже виделись, но не могу вспомнить, где.

Старец с осуждением покачал головой.

– Мало того, что лентяй, так ещё и невежда, – проговорил он. Но расправил плечи, выпрямил могучую спину и, как показалось дударю, стал выше ростом.

– Я – Числобог, – молвил старец. – В прошлый раз зрел тебя в вирии, когда ты и те двое разгромили дворец Перуна. А ты его потом ещё и ранить сумел. Кстати, где тот лохматый оборотень да волхв-недоучка? После того, как вы своевольно явились в Долину и завладели Пером, весть о вас троих разлетелась по всему свету.

Тарх не ответил, сердце сжалось от горечи, что сейчас мог бы быть с дорогими друзьями, а не сидеть в лесу, как выброшенный пёс.

– Ладно, мне недосуг, – проговорил Числобог важно. – Я пришёл сказать, что тебе пора в вирий. Хрустальный дворец для тебя готов.

Числобог погладил бороду, старческие губы сложились в подобие улыбки.

– Ты герой, Таргитай, тьфу, вернее, уже Сварог, много чего повидал, да и сражался со всякими. Но как для бога опыта у тебя ещё с гулькин хрен. Ну ничего, поживёшь среди нас, пообвыкнешь, глядишь ума и прибавится. Тогда и станешь настоящим богом! Как я сказал, тебе уже кое-где начали возводить капища, ставить идолы. Во имя твоё топят красивых девок! А как займёшь своё место на небе, волхвы и обычные люди почуют твою мощь и станут приносить жертвы ещё усерднее!

Жёлтый яростный огонь в глазах приугас, бог смотрит уже теплее. Строгость уходит с лица, взгляд стал почти что приветливым. Костёр бросает на его лицо и хламиду яркие блики. Таргитай покосился на Степана, тот всхрапывает, но не просыпается.

– Идём со мной прямо сейчас, – молвил старец с нажимом, простирая длань. – Бог должен жить на небе. По земле бродить будешь позже!

Он устремил на Таргитая выжидательный взгляд.