– Оставь его, Алан, – сказала Динни. – Если ему нужно, то пусть лучше плачет сейчас – и не один, а рядом с нами.

Патрик глубоко вздохнул и поднялся, вытирая лицо рукавом.

– Ладно, я в порядке, – проговорил он. – Я верю, что она знала о моих чувствах. Должна была знать. Я буду в это верить.

– Когда веришь, легче, – отозвался Алан.

Динни молчала. Она твердила себе, что подумает обо всем этом после. После, когда все успокоится и заживет.

Самое главное – надо было жить дальше.

Прошло две недели с тех пор, как похоронили Линду. Неделю назад Патрик улетел на Кипр. Но улетел он не один, а в сопровождении Меркьюри. Он успел сильно к нему привязаться. Алан и Динни решили отдать ему собаку – это меньшее, что они могут для него сделать.

Две недели минуло, а Динни все никак не могла набраться смелости и поговорить с Аланом.

Она жила, как сомнамбула. Вроде наладился какой-то неспешный, размеренный ритм. Гонка Алана по масштабному проекту подходила к концу, подчищались хвосты и доделывались кое-какие мелочи. Алан был доволен и спокоен, удовлетворившись проделанной работой. Он стал чуть позже уходить в офис, раньше возвращаться, и вообще старался проводить с Динни больше времени.

Ее потухшее и подавленное состояние он объяснял слишком сильным впечатлением от пережитого. Алан окружал ее заботой, вниманием и подарками, даже не подозревая, что делает ей этим только хуже…

Как-то он неожиданно рано приехал из офиса, заставил Динни спешно собраться и повез ужинать в новый, недавно открывшийся, но уже успевший завоевать популярность итальянский ресторан. Динни любила итальянскую кухню. Расслабившись в атмосфере красивого дизайна, ненавязчивого внимания официантов, потрясающе вкусных запахов, она даже немного развеселилась.

После тальятелли с белыми грибами и белым же вином она попросила вишневый штрудель с мороженым на десерт. Радуясь, она уплетала лакомство как ребенок, а Алан смотрел на нее с тихой нежностью.

– Если ты закончила, – сказал он, – то у меня для тебя есть сюрприз.

– Вообще-то я еще не закончила, – весело заявила Динни. – А что за сюрприз?

– Ну раз не закончила, то доедай, не буду тебя отвлекать.

– Нечего меня дразнить!

– А что же еще с тобой делать?

– Откуда я знаю, – пожала плечами Динни.

– Зато я знаю. Всячески оберегать, холить, лелеять и нежить. Такая женщина, как ты, украшение любого мужчины. А досталась ты именно мне. Невероятное везение! Не знаешь, как его можно объяснить? – Алан запрокинул голову и счастливо засмеялся.

Динни в упор посмотрела на него.

– Ты уверен, что это везение?

– Ну конечно, – спокойно ответил он. – Для какой еще женщины я стал бы…

– Что стал бы?

Вместо ответа Алан достал из кармана небольшую плоскую коробочку.

– Открой, пожалуйста, – попросил он, двигая ее по скатерти в направлении Динни.

Динни пожала плечами и открыла.

На сказочно нежном бархате, едва не тающем, подобно крем-брюле, лежал большой рубиновый кулон, очертаниями напоминающий сердце. Рубин был облечен в необычайно тонкой резьбы серебряную сетку, к которой крепилась причудливая тонкая цепочка, тоже серебряная.

Динни подняла глаза на мужа.

– Это сделано по индивидуальному заказу, – пояснил он. – Очень тонкая ювелирная работа.

– А… кто же разрабатывал дизайн?

– Дизайн разрабатывал я сам.

– Ты?!

– Кто же еще? Теперь ты знаешь, что твой муж способен не только заморачиваться компьютерными сетями и проектами, но еще и вдохновляться прекрасным. Согласна?

Динни постаралась незаметно смахнуть украдкой набежавшую слезинку.

– Ты так и не сказала, нравится ли тебе, – вздохнул Алан.

– Очень нравится, – тихо сказала Динни. – Спасибо тебе.

– Это тебе спасибо. Ты же знаешь, я люблю делать тебе подарки. А если еще получается и удивить…

– Да, удивить получилось, – кивнула она.

– Ну тогда поехали?

– Куда? – удивилась она.

– Это еще не все сюрпризы.

– Что же еще меня ждет? – спросила Динни, покорно поднимаясь с места.

– Увидишь, – подмигнул ей Алан.

Отель, куда они приехали, был не самым крупным в Глазго, но одним из самых дорогих. Его постояльцы платили не столько за престиж и возможность быть ближе к центру города, сколько за удивительный комфорт, тактичное, даже трепетное отношение персонала, на редкость удачный дизайн интерьеров, а также идеально продуманные мелочи. Каждого гостя в отеле принимали как родного, а сервис был предупредительным ровно настолько, насколько нужно было напоминать клиенту, что он в отеле, а не в лучшем из мест мира, где его всегда ждут с распростертыми объятиями.

– Пожалуйста, ваш номер для новобрачных, – сказал портье, протягивая Алану ключ от номера на причудливой серебряной лапке.

Динни не проронила ни слова, пока они с Аланом не очутились в номере.

– Зачем это все, Алан? – спросила она, едва он закрыл за ними дверь.

Алан озадаченно посмотрел на нее.

– Нет, я правда не понимаю. Мы и так вдвоем в нашем доме. Зачем тебе понадобилось уединение в отеле?

– Это номер для новобрачных. – Он подошел к ней и мягко поцеловал ее в макушку. – Ты же помнишь, у нас так и не было официального медового месяца.

– И ты предлагаешь начать его прямо сейчас?

– Нет. Я просто хотел сделать тебе приятное. Атмосфера этого номера напомнила мне настоящий маленький замок, созданный специально для принцессы. Посмотри, как тут все изысканно и красиво. Для принцессы… или для королевы, как тебе больше нравится?

Динни осторожно присела на кровать, сжав руки между колен. Алан озадаченно смотрел на нее.

Когда-то о таком Динни не смела даже мечтать.

Подобную жизнь она видела только в самых увлекательных сериалах, самых романтичных фильмах, читала в захватывающих книгах. И даже не представляла, что когда-нибудь все это станет ее настоящей, реальной жизнью.

Но самым главным было то, что они любили друг друга…

Вот что убивало Динни в этой ситуации: она не могла ответить Алану на его внимание и нежность в полной мере потому, что между ними стояла ее страшная тайна.

Осознание этого делало любое проявление ее чувства к мужу словно ненастоящим, неискренним.

А реальная жизнь тем и отличается от сказок, что за все в ней приходится платить…

Он не заслужил лжи. Боль, разочарование, страх – все, что угодно, но только не ложь, не жизнь в неведении. Не искусственно защищаемое счастье.