– Ты не рассказывала, что обзавелась отчимом.

– Осип не одобрял, когда я тащила в его семью, как он говорил, посторонних. Поэтому я и на свадьбу к маме ходила одна и потом никогда об этом у вас в доме не заикалась.

Вася вспомнил, что и впрямь никогда не видел у них дома в гостях маму Иринки или кого-то из ее подруг. Да и ему самому приводить кого-то не рекомендовалось. Но все-таки он был новенький и всего лишь муж дочери. А Иринка была женой хозяина дома, и женой любимой, почему же с ней обходились так же строго?

– Такой уж Осип был человек. Его либо надо было принимать таким, какой он есть, либо вовсе не принимать. Но я не обижаюсь. Осип с самого начала выдал мне весь расклад, как у нас с ним все будет. Никаких родственников, никаких подружек, ты только моя, принадлежишь только мне, и точка. Видеться с матерью он мне не запрещал, спасибо ему и на этом.

– Наверное, ты чувствовала себя оскорбленной. Еще и за отца тоже.

– Вот уж за него точно нет!

Иринка так громко фыркнула, что расплескала компот, который налила себе. Компот был вкусный, из малины, несколько ягодок выплеснулись из кружки и упали на скатерть. Иринка аккуратно все вытерла безупречно чистой тряпочкой и после этого сказала:

– Мой отец ничем не заслужил какого-то сочувствия с моей стороны. Он очень скверно обошелся с моей матерью, был человеком, у которого отсутствовало понятие морального долга, и совсем не заботился о своих детях.

– Детях? Ты сказала, детях? Что, кроме тебя у отца были и другие дети?

– О! Великое множество, – заверила его Иринка. – Только я сама знаю двоих. А они, в свою очередь, говорили еще о каких-то других братьях и сестрах, которые живут в других городах и даже странах и которых я никогда не видела.

И пока Вася переваривал ужин вместе с новой для него информацией, Иринка продолжала:

– Но всех сближает то обстоятельство, что никому из нас отец не помогал. Что касается меня и мамы, то мы в жизни не видели от него хотя бы копейку. Что там говорить про алименты, он даже встречать маму в роддом не явился.

– Почему же не пришел?

– Занят был, – пожала плечами Иринка. – Отец всегда был занят, и все какими-то грязными делами. Так что исход его жизни был предрешен еще задолго до того, как Осип выступил в суде и по его показаниям папочку засадили за решетку.

– И тебе его совсем не жаль?

– Кого? Отца? Жаль, конечно. Он же мой отец. Как я могу его не жалеть? Но я могу быть объективной в отношении его. Отец заслужил ту участь, которая его постигла. Он сам сформировал обстоятельства таким образом, что оказался за решеткой. А что он там умер, это очень печально. Но… для меня его смерть – это что-то абстрактное, лично ко мне отношения не имеющее. Я ведь его совсем не знала. Мы с ним не общались. И честно говоря, может, это прозвучит и чудовищно, но его смерть была для нас благом.

Вася ушам своим не поверил. В его собственной семье все обстояло совсем не так. И смерть отца до сих пор воспринималась его мамой как величайшая в их жизни трагедия. Фотографии папы смотрели со всех стен. Многие из его вещей бережно сохранялись с тем, чтобы быть впоследствии переданными Васе. Мама и сына своего воспитала в духе почтительной любви к отцу. И пусть мальчик никогда не видел своего отца, но он так много о нем знал и слышал, что считал его лучшим из всех людей на свете.

И вот, пожалуйста, совсем другой случай. Перед Васей сидит молодая женщина, которая уверяет, что смерть отца ничуть ее не огорчила, а в какой-то степени так и обрадовала.

– Хочешь сказать, что так было лучше для вас?

– Лучше!

– Но почему?

– Что же тут непонятного? – пожала плечами Иринка. – Мама растила меня с помощью одной лишь бабушки, своей мамы. Жили на мамину крошечную зарплату. Мы не бедствовали, но каждая копейка у нас была на счету. Так что пенсия, которую мы стали получать после смерти отца, пришлась нам очень кстати. До этого-то мы ничего не имели. Алименты папочка мне не платил, лично тоже никогда не появлялся и не помогал. Зато пенсию по потере кормильца я от государства получала регулярно вплоть до восемнадцати лет. И мои братья-сестры в других семьях тоже. Поэтому, может быть, это прозвучит и кощунственно, но смерть папочки оказалась для нас своего рода подарком свыше.

Такая откровенность заслуживала ответного шага.

Вася покачал головой и произнес:

– А моя история несколько другого плана. Мама очень любила папу, и он ее тоже, как я понимаю, любил. Они поженились, несмотря на значительную разницу в возрасте. Папа был в это время видным ученым с регалиями, званиями и признанными всем научным миром достижениями. А мама… Она была всего лишь молоденькой аспиранточкой, которой назначили папу в качестве научного руководителя.

– И между ними вспыхнула любовь?

– Да. Мама рассказывала, как взбесились у них в лаборатории все эти грымзы – докторицы наук и кандидатши, с которыми у отца тоже когда-то были отношения, но жениться на которых он не пожелал, несмотря на все оказываемые ему знаки внимания. Они буквально вынудили маму уйти из института, травили ее так, что даже отец был не в силах ее до конца защитить. Наконец она поняла, что беременна, и стала опасаться за мое здоровье. Такое нервное напряжение не могло пройти бесследно. Она уволилась, они с отцом поженились, и мама больше не возвращалась в лабораторию.

– Повезло тебе с отцом.

– Повезло, да не очень, – вздохнул Вася. – Папа умер вскоре после моего рождения. Мне еще и двух недель не исполнилось. Мама говорит, что я первое время тоже очень хворал, но потом как-то выправился.

– И вы стали жить вдвоем с мамой?

– Да. Замуж мама больше так и не вышла. Считала, что ее личная жизнь кончена и теперь единственное ее предназначение вырастить сына.

– Героическая у тебя мама. Моя тоже хорошая. Но выдав замуж меня, быстро нашла партию и для себя.

Иринка замолчала, а Вася осторожно спросил у нее главное, к чему долго подбирался:

– Скажи, ты ведь не питала к Осипу ненависти?

– За то, что именно он стал тем, кто урезонил моего папашу? – спросила Иринка и сама же ответила: – Конечно нет! Не говоря уж о том, что я и узнала-то о случившемся с папашей от самого Осипа. Сделав мне предложение руки и сердца, Осип сам мне признался в том, что стал невольным виновником гибели моего отца. Осип сказал, что когда узнал мою девичью фамилию, то сразу понял, как может искупить тот грех, который он совершил.

Эта фраза безмерно удивила Васю. По его твердо устоявшемуся мнению, господин Осинкин был редкостным сухарем, вряд ли способным на чувства вроде раскаяния. И вдруг такие тонкие душевные порывы, опекать и заботиться о девушке, отца которой погубил. Мог ли он верить Иринке? Не приукрашивала ли она? Или даже, быть может, сознательно искажала реальность?

– Что значит искупить свой грех? Значит, Осинкин признался, что отправил твоего отца за решетку не за дело? Оговорил его?