– У Сорокина была нездоровая агрессивность?

– Нет, с нездоровой агрессивностью к нам не попадают. У него была как раз здоровая агрессивность, а еще у него была эдакая ухарская бравада, желание покрасоваться, спровоцировать кого-то на агрессию и показать свою удаль. Не скажу, что это склонность к преступлениям, но именно такие люди часто из армии попадают в трибуналы по обвинению в совершении военных преступлений. А еще я достаточно часто слышал от него разговоры именно о деньгах. Для кого-то война – азарт, адреналин, а для Сорокина, как я понял, – еще и способ заработать. Он всегда подсчитывал свою материальную выгоду. А когда ребята его попрекали или начинали подшучивать, он как будто спохватывался и сводил все к шуткам.

– Когда он проходил у вас переподготовку?

– Восемь лет назад. С тех пор я о нем сведений не имел, и к нам он больше не попадал.

Гуров приехал в МУР, когда в кабинете Белецкого уже допрашивали задержанного. Он вошел без стука, и сидевший на одиноком стуле посреди кабинета молодой мужчина обернулся в его сторону. Лев сразу отметил, что этот человек чуть щурится, при этом один глаз щурится заметно больше второго.

– Знакомься, Лев Иванович, – улыбнулся Крячко так, будто знакомил друга с девушкой в парке воскресным утром. – Это тот самый Илья Горохов, ближайший друг и помощник Котова. Представляешь, Котов всегда сведения о входящих и исходящих удалял, всегда очищал историю звонков, и в списке контактов Ильи не было. А вот распечатки показали, что созванивались они очень часто.

– Еще раз вам говорю, – сиплым голосом ответил мужчина, – не знаю я никаких Котовых, Собаковых и иных. Все эти ваши липовые распечатки ничего не значат. Я требую, чтобы мне предъявили обвинение и предоставили адвоката.

Гуров прошел мимо задержанного, не спуская с него глаз. От опытного взгляда сыщика не укрылось, что задержанный очень сильно нервничает. Настолько сильно, что у него пересохло во рту, а ладони стали влажными. Вот опять он попытался незаметно вытереть их о штанины. И голос у него не от природы сиплый, а потому, что в горле пересохло. А что у него виднеется сквозь тонкую ткань рубашки на левой стороне груди? Кажется, татуировка. Гуров прошел между столом Белецкого и стулом задержанного. Отсюда от окна хорошо был виден край татуировки – парашют и солнце. Надпись не разобрать, но эмблема ВДВ вполне характерна для многих частей.

– Вы, Горохов, напрасно затеяли эти игры с нами, – спокойно сказал Гуров. – Вы не совсем поняли, где находитесь. Это ведь не районное управление внутренних дел, это МУР. Понимаете? ЭТО МУР, а МУР мелочами не занимается. А мы вот с полковником Крячко, который вас допрашивал вместе с майором Белецким, мы вообще из Главного управления уголовного розыска МВД. Чуете, на каком уровне вы влипли? Выхода у вас отсюда только два…

Не успел Лев договорить, как Горохов вдруг вскочил со стула и бросил свое гибкое тело в сторону окна. Это было проделано неожиданно и без всякой подготовки. Сыщик интуитивно попытался схватить задержанного за руку, но его пальцы схватили лишь воздух. Горохов успел повернуть ручку на створке окна, распахнуть ее, но Гуров, потеряв равновесие, все же умудрился подцепить носком своего ботинка ногу Горохова. Это спасло всех. Потерянные Гороховым две секунды дали возможность схватить его подоспевшему Крячко. Станислав поймал кисть правой руки задержанного, рывком отвел ее назад, а потом уперся коленом в поясницу и повалил Горохова на себя, перехватывая его горло сгибом левой руки. Еще секунда, и беспомощный бывший десантник хватал рукой воздух и синел лицом от удушающего приема.

Гуров похлопал напарника по плечу, и Крячко ослабил хватку. Белецкий, матерясь сквозь зубы, подошел сзади и сцепил наручниками кисти Горохова за его спиной. Его снова усадили на стул посреди кабинета, а Гуров старательно запер окно.

– Как вы его взяли? – спросил он, пытаясь сделать вид, что ему не надо восстанавливать дыхание после неожиданного гимнастического упражнения.

– Просто, – ответил Белецкий. – Сначала установили личность по данным паспорта, по которому он покупал сим-карту. Потом приехали на квартиру по месту прописки, но он там не жил. Там у него квартиранты какие-то «левые». Пришлось отслеживать по сигналу телефона. Мы от имени оператора ему три раза рекламную информацию смс-сообщениями отправляли, чтобы он их читал и удалял. А мы в этот момент корректировали его положение. Взяли возле метро на Филевской линии, когда он такси ловил. Таксисты говорят, предлагал в Одинцово ехать.

– Скрыться решил? – предположил Гуров, специально ведя разговор так, как будто Горохова тут не было. – Понял парень ситуацию!

Задержанный сидел, опустив голову, и только шумно дышал. И еще на виске у него заметно и сильно пульсировала вена. Надо дожимать. Ведь только что Горохов пытался выброситься из окна третьего этажа. Десантник! Он явно не рассчитывал на мягкое приземление, потому что этажи в этом здании высокие, и наверняка разбился бы или покалечился. Скорее разбился. Значит, боится. И не полиции боится, а того, что его найдут свои и… И избавятся от него? Не здесь, так в СИЗО?

– Горохов, послушай меня. – Гуров пододвинул стул и уселся напротив задержанного. – Ты не дурак, понимаешь, что мы тебя следственными мероприятиями все равно изобличим. И докажем рано или поздно твое соучастие в деятельности казино. А может, и в убийствах? А? Ты просто подумай хорошенько о том, кого тебе надо больше бояться. Нас или… не нас. Мы тебя хоть защитить сможем. И до суда, и после. Отвечать все равно придется, а сотрудничество со следствием тебе зачтется. Главное, что жив останешься, дурачок!

– Хрен вам, – выдавил из себя Горохов. – Я друзей не предаю!

– А кто же просит тебя его предавать? Тут речь идет о спасении твоей жизни. Котову ты уже не поможешь, а помогая нам, ты и себя выручаешь, и тех, кто его убил, накажешь. По полной!

– Что? – Горохов поднял на Гурова тоскливый взгляд. – Леху убили? Леху Котова убить сложно. А не врете, начальники?

Гуров, не глядя, протянул руку назад. Белецкий понял его и вложил ему в пальцы фотографии, сделанные экспертами в лесу, когда тело Котова только что выкопали. Лев по одной брал фотографии за уголок, подносил к лицу Горохова, бросал ему на колени, потом подносил и бросал следующую. Десять страшных снимков, на которых по одежде хорошо знакомый с Котовым мог его узнать. А уж на тех, где крупно было снято лицо, тем более.

– Твою ж мать! – прохрипел Горохов и закрыл лицо руками. – Ну, Сорокин, с-с…

– Сорокин, Сорокин, – согласился Гуров, собирая фотографии в стопочку. – Мы и без тебя узнали, что это рука Сорокина. Один эксперт по единоборствам подсказал. Он очень хорошо руку Сорокина помнит и по фотороботу его опознал. Так что, Илья, колись. Почему Котов назывался Виктором Сергеевичем для персонала казино, а не Алексеем, как по паспорту? Почему Сорокина в казино все знают как Сашу, а не как Альберта?

– Так принято было, – тихо ответил Горохов. – Это Леха придумал, его идея. А Сорокину было по барабану, как его называют. А может, и не по барабану. У него вообще не поймешь, что на уме было.