Снова попыталась его укусить, но он увернулся, поднялся, опираясь на руки, по обе стороны от меня, и скатился в сторону. Стащил презерватив и небрежно бросил его в сторону. Ладно, хоть защитой озаботился, прежде чем лезть на меня.

Я вскочила на ноги и бросилась к холодильнику. Мне срочно надо было попить. Воды. Ледяной. Потому что я вся пылала. Щеки, губы, шея, все те места, которых он касался. Меня трясло от жажды.

Я была уверена, что, получив желаемое, Захар просто встанет, отряхнется и уйдет, не сказав на прощание ни слова. Но он не уходил. Напротив, повалился обратно на подушку, руку за голову закинул и бессовестно меня рассматривал.

— Что в тебе такого, Оса? Почему не выходит выкинуть тебя из головы?

— Не знаю и знать не хочу, — подошла к нему ближе, — проваливай из моей кровати.

Он только брови вскинул.

— Уходи! — указала рукой на дверь.

— А ты попробуй меня выгони, — движением, слишком стремительным для пьяного, схватил меня за запястье и дернул к себе, так что не удержалась, повалилась прямо на него.

— Меранов, ты угомонишься сегодня? — задыхаясь от гнева, прошипела я.

— Это ты угомонись, я спать хочу, — улегся поудобнее, меня к себе под бок подтащил, лапищей тяжёлой придавил.

— Я слышала, ты не остаешься ночевать у залетных девок! — ядовито, словно змея, напомнила ему его же собственные слова.

— Заткнись, Ань, — прижал к груди, так что я слышала, чувствовала каждый гулкий удар сердца, — и хватит дергаться, я все равно тебя не отпущу.

— Ты просто пьяный, и завтра….

— Заткнись, — повторил он, — все, спим.

Зевнул, уткнулся мне в макушку и затих, а я так и продолжала лежать с выпученными глазами и в полнейшем недоумении. Как вообще это понимать? Приперся посреди ночи, ворвался в комнату, в постель, наговорил невероятной фигни и вдобавок остался на ночь. На узкой неудобной общаговской кровати, прижимая к себе, словно боялся, что я убегу. Непонятно.

Стоило мне пошевелиться, как рука напрягалась и подтаскивала меня ближе к горячему, словно печка, телу. Мне не спалось, в голове роились мысли, и никак не получалось их прогнать.

— Хватит возиться, — пробурчал чуть слышно Мерз, когда я в очередной раз повернулась с боку на бок, — спи.

— Не могу, — огрызнулась я.

— Дождешься, снова вы*бу, — сонно пригрозил и снова захрапел, а я замерла.

Не то чтобы я против продолжения, но странность происходящего просто сводила с ума.

Спустя час, а может, и больше, мне все-таки удалось устроиться на его плече. Закинула на него ногу, положив руку поперек широкой груди. Дрема подкралась совершенно неожиданно, и я даже не заметила, как глаза закрылись, и я провалилась в тяжелый сон, жаркий, смутный, без сюжета, в нем были только ощущения — обжигающие, острые, как лезвие клинка, ядовитые, словно дикий плющ, но сладкие как мед.

Утром я проснулась первой. Что и немудрено. Не я вчера пила, не мне мучиться от похмелья и, опять-таки, не мне краснеть за неосмотрительные слова и пьяную откровенность. Осторожно перебравшись через распластавшегося на животе Захара, я подошла к столу, вскипятила электрический чайник и сделала себе кофе. Ядреный, вырви глаз, такой, что от первого же глотка затапливала горечь и начиналась тахикардия. Надо было прийти в себя. Очнуться. Подготовиться к тому, что произойдет, когда мой кошмар проснется.

В том, что ничего хорошего не будет, я не сомневалась. Вчера он взбесился от моей выходки, напился, потерял контроль. Сегодня все вернется на свои круги, и в его слабости, конечно, окажусь виноватой именно я. Ожидаемо. Предсказуемо.

И чертовски неприятно.

Я старалась не думать о тех словах, что он говорил, шептал на ухо. Зло, жарко, откровенно. Мне проще считать, что это просто пьяный бред, чем пустить эти слова внутрь, дать им прорасти в своем сердце. Я ему не доверяю. И это не изменить, не исправить. А самое главное, ему самому на хрен не сдалось мое доверие. Это же Мерз. И этим все сказано.

С кружкой гадкого кофе я устроилась на табуретке напротив кровати. Прислонилась спиной к прохладной стене, подобрала под себя одну ногу и мрачно уставилась на спящего парня. Пока он спокоен, лицо умиротворённое, циничная усмешка разгладилась, черты лица стали мягче. Но я не обольщалась. Последние минуты затишья перед бурей.

Кофе обжигал язык, давил горечью, но я продолжала пить, не отрывая взгляда от ночного гость. Ждала, разрываемая противоречиями, мне хотелось, чтобы он ушел, оставил в покое меня и мою жизнь, дал спокойно доучиться этот год. И в то же время одна мысль о том, что он отвернется, перестанет обращать на меня внимание, сводила с ума.

Я как наркоманка. Понимала, что это плохо, мучилась, но тянулась за новой дозой.

Захар пошевелился. Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как он переворачивается с живота на спину, трет лицо рукой, зевает и только после этого открывает глаза.

Увидев, где находится, Меранов нахмурился и порывисто приподнялся на локте. Мрачный взгляд тут же впился в меня.

— Доброе утро, — мой голос звучал монотонно, почти с пренебрежением.

— Оса?

— Ты ожидал увидеть кого-то другого? — прохладно улыбнулась, глядя на него поверх кружки.

Он не ответил, только головой раздраженно мотнул и сел. Одеяло сползло с груди и теперь прикрывало лишь бедра. Я беззастенчиво рассматривала крепкое поджарое тело с красиво вылепленными мышцами, смуглую кожу, которую так приятно драть когтями в порыве ярости и страсти. Красивый, самовлюбленный сукин сын. Сексуальный в своем сволочизме до такой степени, что я раз за разом теряю голову. Хотя обещала себе, что больше никогда ни из-за кого не стану этого делать.

Мне везет на сволочей. Я притягиваю их, как дурной магнит. Чувствую их по запаху, по ритму сердца, по взгляду, по энергетике. Чувствую, вижу насквозь, но не могу остановиться. Я больная. Иначе чем объяснить тот факт, что сердце в груди дрожит и мечется, когда гляжу на хмурую физиономию?

Увязла в нем так, что не отмыться, не убежать. И рада бы избавиться, вырваться на волю, но не могу, что-то приросло к нему. Намертво. Влюбилась, идиотка. Несмотря ни на что. Наплевав на здравый смысл, на его поступки, на то, что Мерз — это не просто кличка, а состояние души. Влюбилась. За это ненавижу его больше, чем за все остальное.

— Как…

— Как ты здесь оказался? — поинтересовалась с ядовитым участием. — Пришел ночью пьяный, как-то открыл дверь, залез ко мне в постель, трахнул почти силой, а потом остался на ночь, чем очень удивил. Не в твоих же правилах на чужих койках спать, верно?

Он вспоминал, хмурился еще больше, не отводя от меня убийственно холодного взгляда.

— Тебе нельзя пить, Меранов. Ты начинаешь глупости делать… и говорить.