— Думаешь?

— Уверена, — Верховцева склонилась ближе к подруге и шепотом, доверительно произнесла, — он намекнул, что после защиты пойдем подавать заявление в ЗАГС.

Грифель карандаша с треском сломался.

— Твою мать, — прошипела под нос, прикрыла глаза, глубоко вдохнула в тщетной попытке успокоиться.

Сердце грохотало так, что было сложно сосредоточиться. В ушах стоял шум, треск, а руки нещадно тряслись. Ненавижу тебя, Мерз. Ненавижу! Скорее бы все закончилось. Этот семестр, эта гребанная учеба, сраный диплом! Все в топку! Я больше не хочу быть рядом с этими людьми! С этой стаей шакалят во главе с Мерановым! Пусть все катятся к чертовой бабушке. Где этот препод? Какого черта он опаздывает? Меня просто рвало изнутри. Колошматило так, что едва удавалось усидеть на месте. В животе все ходуном ходило, а колени мелко тряслись, будто я замерзла. Хотя так и было. Не просто замерзла. Околела. Заледенела изнутри.

И когда нервы уже были на пределе, когда готова была послать все далеко и надолго, встать и уйти, в аудиторию зашел Юрий Николаевич и прикрыл за собой дверь.

— Есть запасная ручка? — обратилась к сидящей позади меня Катьке Тихомировой. Она сморщилась так, будто я ей кусок дерьма на тетрадку выложила, но ручку все-таки дала. — Спасибо, — улыбнулась ей задорно. Той самой улыбкой, которая всех бесит, — ты — моя спасительница.

Спокойствие. Только спокойствие. Надо собраться, отбросить ненужные мысли и идти вперед, напролом, как я делаю обычно. Справлюсь, переболею, переживу. Все наладится. Я и не с таким справлялась.

Силой воли прогнала все мысли, от которых в душе атомный взрыв и цунами одновременно, и сконцентрировалась на том, что бубнил преподаватель.

Что изменилось после того, как я дефилировала с голой задницей по коридорам общаги?

Да ничего!

Разве что Вошин теперь вообще прохода не давал, упорно пытаясь меня куда-то пригласить. А так все осталось на прежних позициях. Одногруппники поглумились пару дней но, не сумев загнать меня в пучину стыда и отчаяния, быстро сдулись и потеряли интерес. Меранов по-прежнему воротил от меня нос, словно и не было той жаркой ночи и странных слов, оброненных в порыве безумия. Продолжал преспокойно общаться с Верховцевой. Она с упоением рассказывала подружкам о том, как проводит с ним время: дни, вечера, ночи, а я подслушивала и давилась завистью, ревностью и собственным ядом.

Спасало только одно — мы стали меньше видеться. В последний месяц перед дипломом у нас убрали лекции, лабораторные и практические занятия. Остались только консультации. К счастью, на них ходили не все и не всегда. Иногда собирались полгруппы, иногда пять человек. И если среди них не было главных действующих лиц — Ирки или молчаливой поддержки Мерза — то нападать на меня не решались. Пороху не хватало. Можно сказать, что жизнь стала налаживаться.

Только вот сердце было не на месте. Я все время думала о Захаре.

Те его слова, брошенные в пьяном бреду… они все-таки попали на благодатную почву, приросли и дали свои ядовитые побеги. Я не могла избавиться от мыслей о Меранове, выискивала его взглядом в толпе и получала извращенный кайф, когда видела его. В эти моменты мозг напрочь отключался, я ничего не понимала, ничего не слышала, кроме гулкого уханья собственного сердца. Я не могла дышать.

Я без него просто не могла. Конченая мазохистка. Хуже всего, что понимала это и все равно не могла освободиться. Понимала, что все это ерунда, что у нас нет ни единого шанса удержаться рядом, но продолжала на что-то надеяться, чего-то ждать.

Бессмысленно. Он всегда будет скотиной, а я никогда его не прощу. Зачем тогда все это? Зачем ночи без сна? Зачем дрожь в руках? Зачем нестерпимое желание прикоснуться?

Это пытки. Изощренные, жестокие. И пытала я себя сама, когда встречалась с ним взглядом и не могла отвернуться, когда смотрела, как его руки обнимают другую.

Неправильно. Невыносимо. На грани.

А этот гад увидел мою ревность, прочитал между строк, поймал в моем несчастном взгляде. И ему было плевать! Он жил как хотел, брал, что хотел, не заморачиваясь моральными принципами. Шел за руку с Иркой, а я стояла в стороне и кипела. Хреново быть использованной, еще хреновее знать, что рядом с ним другая, на постоянной основе, не скрываясь, имея возможность прикасаться к нему в любое время. Больная фантазия рисовала непристойные картинки с их участием. От этого хотелось рвать и метать, или выть на луну, или утопиться. И самое страшное во всем этом, что я не могла переключиться. Я даже была готова парня завести. Двух! Да хоть пять одновременно! Чтобы они ни на миг не оставляли меня в покое, и времени не оставалось на ненужные мученья.

К сожалению, на парней даже смотреть не хотелось. Как отрезало. Только Меранов. Только Мерз. Все остальные мимо. Хоть ты тресни. И даже представить не могла, что кто-то другой до меня дотронется.

Одно я поняла наверняка: жажда по отношению к человеку, которому нет до тебя дела — это чудовищное испытание. Хуже, чем голое дефиле, украденная курсовая и все остальное вместе взятое. Это катастрофа.

***

— Осипова, — строго произнес Белов, — смотри, не запори госник. Я с тебя шкуру спущу, если на тройку сдашь.

— Все будет хорошо, — сдержанно улыбнулась своему руководителю, — я готова.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Учти, троечников у меня никогда не было. И не будет! Завалишь экзамен — я от тебя откажусь. И плевать, что до защиты месяц.

Не откажется. Я это точно знала. Он маньяк своего дела, фанат, и ему нравилось, как я работаю. Не ною, не жалуюсь, не отступаю. Этот суровый дядька меня уважал, хоть никогда и не показывал этого открыто. Я просто это чувствовала и делала все, чтобы его не разочаровать.

— Я готовлюсь каждый день. Уже на зубах навязли все эти формулы и определения.

— Смотри у меня, — произнес грозно и глянул так, что по струночке вытянулась, — на сегодня все. Можешь идти.

Я сгребла все бумаги в стопку, сложила их в том уголке, что был мне милостиво выделен для работы, и покинула кабинет. Хотелось есть и гулять, но завтра экзамен, а это означало, что меня ждет очередная бессонная ночь в обнимку с книгой.

***

В результате утром я была не в себе. В голове каша жуткая, и казалось, что ни одной дельной мысли из нее не вытащишь.

— Я все знаю, я все выучила, я готова… — повторяла про себя, пока собиралась.

В честь такого события решила одеться по-деловому. Юбка-карандаш, шпильки, белая блузка. На всякий случай накинула пиджак и рассовала по карманам шпоры. Просто так, для уверенности, на тот случай, если закоротит.

Меня охватило волнение, несмотря на то, что я была уверена в своих силах. Да и как тут без волнения обойтись, когда выворачиваешь на финишную прямую и подводишь один из решающих итогов важного этапа своей жизни? Сначала госник, потом диплом — и здравствуй, взрослая жизнь.