Поскольку сельскохозяйственные работы необходимы монахам, чтобы добывать себе пищу, ткачество – чтобы изготавливать себе одежды, строительство – чтобы строить себе жилища, а медицина нужна им, чтобы излечивать болезни и увечья, от которых страдают наши тела, святой Василий, вероятнее всего, разрешал своим монахам заниматься этими делами, даже если не позволял монаху делать их своей профессией. Он был полностью против той сложной медицины, у которой есть лишь одна задача – ухаживать за телом и льстить телу. Но он считал допустимой ту медицину, которая просит у растений, у их корней, листьев, цветов и плодов соки, которые Бог поместил в них ради блага людей. Однако он советовал не забывать, что Бог, хотя и дал этим растениям способность исцелять, может лечить и без лекарства и главное, чего он желает, – чтобы мы работали над исцелением наших душ. К тому же медицина, если ее правильно понимать, в немалой степени помогает хранить одну из добродетелей – сдержанность: он враг сытости, разнообразия пищи, слишком изысканных приправ и всего, что возбуждает страсти; она считает бедность матерью здоровья, и такие советы могут быть лишь полезны в монашеской жизни.

Уходом за орудиями труда занимался главным образом труженик, который ими пользовался. Но они не были его собственностью: он не мог ни продать их, ни обменять, ни подарить, ни приобрести себе другие. Распоряжаться ими мог только настоятель, а труженик, став монахом, больше не был хозяином даже своих рук. Произведенной продукцией, что бы это ни было – урожай с полей, изготовленные предметы, художественные изделия или прочие предметы потребления, – мог распоряжаться только игумен. Он не должен был разрешать монахам уходить далеко от монастыря под предлогом продажи такой продукции, лучше продавать ее внутри самого монастыря, даже немного теряя при этом в цене. Если непременно кто-то из монахов должен выйти из монастыря, пусть игумен не посылает молодых и красивых монахов, и пусть выходят всегда несколько монахов вместе, и пусть они читают псалмы и другие молитвы во все часы дня и ночи: так они будут оберегать и обучать друг друга. Они должны избегать общественных мест, ярмарок и рынков; но повсюду, где они будут находиться в пути или во время работы, – в общественных местах, в полях, посреди толпы – пусть любой видит их молящимися, размышляющими и сосредоточенными, как в их монастыре.

Таковы были добродетельные правила, примером которых должен был всегда служить монах, которым он уже долгое время следовал до того, как надел великую ангельскую одежду, которые он торжественно обещал соблюдать в любых обстоятельствах до своего последнего дня. Единственной его заботой и идеалом всей его жизни было достичь совершенства, как святые монахи Антоний, Евфимий, Савва и другие, и каждый день делать шаг вперед по пути, свойства которого – братское милосердие, любовь к покою, кротость, набожность, обдумывание и чтение святых слов, избегание плохих мыслей, воздержание, признание своему духовному отцу в своих самых тайных мыслях, труд по силам и терпение до смерти.

Кодекс монастырской дисциплины, который приписывают святому Василию, содержал не только правила, которые надо было соблюдать, чтобы стать совершенным монахом. В нем подробно и старательно определены также наказания для монахов, виновных в нарушении этих правил. Читая длинный список епитимий, то есть наказаний, помещенный рядом с бесчисленными предписаниями, которым монахи следовали в каждую минуту дня и ночи, мы, может быть, получим возможность подглядеть некоторые тайны их затворнического существования, по меньшей мере, лучше узнаем подробности их повседневной жизни и борьбы за добродетель.

Человек по своей природе так слаб, что не может всегда и вполне быть верен долгу. Монах не избавился от своей человеческой природы, и грех множеством способов по-прежнему старается проникнуть в него. Но когда монах оступается, он не остается один. Устав святого Василия и законы Юстиниана о монахах предписывают виновному покаяние, которое должно не только исправить его и устранить соблазн, но – и прежде всего – стать искуплением обиды, которую он нанес Богу своим грехом. Истинный монах получает огромную пользу от епитимии, которую принимает с радостью и терпит с радостью. К тому, кто его наказывает, он должен испытывать такую же благодарность, как больной – к врачу, который лечит его прижиганиями, надрезами или горькими лекарствами, или как сын к отцу. Игумен же должен соизмерять наказание с тяжестью вины и в большой степени учитывать возраст, физические силы и душевное состояние виновного. Повторять наказания он должен без злобы и гнева: иначе он даст повод считать, что его старание наказать не лишено себялюбия и цель наказания – не только прославить Бога и искупить грех. Настоятель должен ненавидеть проступок, но сохранить братскую любовь к грешнику. Для каждой болезни, которую он желает излечить, он должен подобрать подходящее лекарство: суетное тщеславие лечить упражнениями в смирении, привычку к праздным разговорам – молчанием; бессонные ночи, посвященные молитвам, лечат от долгого сна, ручной труд помогает против телесной лени. В зависимости от тяжести проступка виновный может быть на время отстранен от хоровых молитв, лишен права есть в трапезной или лишен общения с остальными братьями. Выбор наказания и определение его срока святой Василий предоставлял настоятелю. Но как указал он сам, у монахов Каппадокии были каноны о наказаниях, которые устанавливали достойную кару за каждое нарушение устава. Эти каноны были необходимым дополнением к правилам аскетизма и вскоре стали уложением о наказаниях для всех монахов Востока.

Самыми частыми наказаниями в «Епитимиях» архиепископа Кесарийского были отделение от братии или лишение евлогии. В двух случаях виновный был приговорен к посту, в трех – к дополнительной молитве и лишь в одном – к тому, чтобы есть отдельно от других. Следует отметить отсутствие телесных наказаний, которые применяются и сейчас у западных монахов. Восточных иноков так никогда не наказывали, однако устав разрешал то, что не запрещал, и в VIII веке один из величайших константинопольских монахов после своей смерти был удостоен похвалы за то, что его, по его просьбе, били кулаком и давали ему пощечины. Часто случалось, что какой-нибудь монах, более виновный, более смиренный или сильнее остальных чувствовавший тяжесть своего греха, желал такими телесными знаками покаяния свидетельствовать глубину своего раскаяния и молить Бога о милосердии.

Первое из упомянутых святым Василием наказаний – отделение хорошо знакомо нам по большим и малым уставам. Монах, отделенный от братии, во время своего наказания не имел с ней никакого общения: ел один, работал один, и даже плоды его труда нельзя было смешивать ни с результатами работы других монахов, ни с продукцией, предназначенной для использования в монастыре.

Другой вид «мягкого» отлучения, который часто упоминается в «Епитимиях» святого Василия, – лишение евлогии, то есть игуменского благословения. Это благословение произносилось много раз каждый день, с него начинались все богослужения, им завершались молитвы святой литургии и вечерни, а после повечерия, в конце дня, благословение было взаимным: все монахи благословляли друг друга в знак примирения и прощения повседневных обид. Каждый раз еда за столом начиналась и кончалась благословением настоятеля. Монах, лишенный благословения, несомненно, должен был каждый раз уходить из собрания братьев на время евлогии. Это было далеко не так сурово, как полное отделение от общины, но, вероятно, чувствительно для души, особенно для гордых и ранимых душ, у которых сильнее, чем у остальных, развито чувство чести и собственного достоинства. Однако на грубые натуры это наказание, должно быть, скоро переставало действовать, потому что в «Епитимиях», составленных после святого Василия, его уже нет.