Провинности, которые Феодор наказывал либо одними коленопреклонениями, либо добавляя их к другим наказаниям, – это почти всегда те проступки, за которые святой Василий лишал благословения. В этом случае студийские наказания тоже более суровы, чем епитимии святого Василия: не получать благословение игумена, даже если виновный высоко чтит своего настоятеля за его личные и нравственные качества, все же несравнимо легче, чем терпеть наказания, которые за эти же провинности назначал настоятель Феодор. Студийский игумен отделял от общины на один день монахов, которые без пользы ходили из одной мастерской в другую или заходили в кухню или в погреб, а тех, которые появлялись на людях без капюшона или позволяли себе оспорить приказ старшего, он лишал причастия на сорок дней; святой Василий всего лишь отказывал им в благословении.

Между положениями двух великих законодателей монашества о наказаниях есть еще одно большое различие. Святой Василий оставил большой простор воле настоятеля, не определив точно наказание за многие нарушения монашеской дисциплины. Феодор, кажется, лучше понял, что такое достоинство монаха, и сделал задачу игумена более легкой и почетной. Каждому проступку соответствует заранее определенное наказание, которое известно всем – и тому, кто его заслужил, и тому, кто его назначает. В сущности, наказывает уже не настоятель, а сам устав, тот самый, которому монах в день принятия монашества торжественно обещал подчиняться до самой смерти.

В самой природе студийских епитимий видна эта же забота о человеческом достоинстве и уважение к нему. За столетия, прошедшие с IV до IX века, нравы общества смягчились, и в эпоху Феодора стало большой редкостью самое частое у Василия наказание – отделение от общины, которое превращало виновного в изгоя, недостойного жить со своими братьями и сосланного в постыдное изгнание, то есть в тюрьму. Тюрьма, правда, продолжала существовать и в дни Феодора, но она всегда была пуста.

Уже в VIII веке не существовало лишения благословения – наказания, при котором монах был вынужден признавать свою вину в любое время дня, перед любым публичным делом и после него тем, что приходил последним из всех, а уходил первым, у всех на глазах. Это наказание было самым унизительным из всех. Пост и коленопреклонения – это обычные для монахов способы каяться; в них все лишь приближает к святости души тех, кто сделал своим законом полное воздержание и непрерывную молитву. К тому же, как известно, коленопреклонения очень часто происходят во время греческих богослужений, и монахи постятся большую часть года. В эпоху святого Феодора епитимии были более многочисленными и более суровыми, но при этом, кажется, были лучше приспособлены к духу его времени.

За тридцать лет, прошедших со смерти студийского законодателя до первого вступления Фотия на престол константинопольских патриархов, в монастырские уставы, видимо, не было внесено никаких сколько-нибудь важных изменений. Феодор Студит умер 11 ноября 826 года, патриарх Игнатий был изгнан 23 ноября 857 года, и Фотий через несколько дней был поставлен на его место. Ученики знаменитого настоятеля Студийского монастыря в это время придавали его проверенным на долгом опыте предписаниям ту их окончательную форму, которая затем стала образцом для множества других монастырей. Эти предписания одобрил и утвердил святой патриарх Мефодий (842–846), а его преемник Игнатий, живя в уединении на Принцевых островах, подавал пример всех монашеских добродетелей и основал несколько монастырей. Сам Фотий, очень быстро возведенный из мирян в патриархи, начал свое посвящение в служители церкви с тонзуры и монашеской одежды; позже, на соборе 861 года, где законный патриарх Игнатий был низложен, Фотий ввел впервые или возродил ряд канонов, регулирующих жизнь служителей церкви.

В Константинополе имело место необычное злоупотребление: несколько христиан после того, как посвятили Богу свои владения, дав им название монастырей, претендовали на то, чтобы продолжать свободно пользоваться ими и распоряжаться по своей воле, что возмущало набожных людей. Собор напомнил, что никому не позволено основать монастырь без разрешения и совета епископа, который должен, согласно древним правилам, возглавить строительство. Затем собор сделал важное заявление: он постановил, что для нового монастыря следует составить и согласовать с епископом список в форме акта или типикона, в который будет включено все, что интересует новый монастырь; затем этот документ должен быть отправлен на хранение в архив епископа. Епископ, освятивший монастырь, не получает благодаря этому права стать там игуменом или назначить туда кого-то настоятелем от своего имени; но и основатель монастыря теряет все права собственности на него.

Второй канон направлен против тех, кто, чтобы приобрести репутацию набожного человека, начинал носить монашескую одежду, но продолжал жить в собственных домах и не исполнял ни одной из обязанностей монаха. Собор постановил, что выдать кому-то монашескую одежду можно лишь в присутствии настоятеля, который имеет влияние на нового монаха и будет заботиться о спасении его души. Настоятелем всегда должен быть человек благочестивый и способный направлять других на путь спасения. Тот, кто выстриг желающему стать монахом тонзуру в отсутствие игумена, которому новый монах должен подчиняться, осуждался на лишение сана, а монах, постриженный таким образом, – на заключение в монастыре, который назначал для этого местный епископ. Такое пострижение, совершенное необдуманно и легкомысленно, слишком часто было одной из причин бесчестья для монашеской одежды и звания монаха.

Третий канон строго обязывал игумена выявлять все нарушения устава и карать каждое из них тем наказанием, которого оно заслуживает. Если человека, которому необоснованно доверили стадо овец, справедливо наказывают за небрежное отношение к ним, то какое возмездие будет достаточно велико для пастыря, чья слабость или безразличие позволяют гибнуть овцам Христовым?

Во время иконоборческих преследований многие монахи были вынуждены покинуть свои монастыри, а иногда даже просили убежища в домах мирян. Но когда православие было восстановлено, среди монахов появились такие, которые, используя как оправдание то, что раньше было необходимостью, стали без причины выходить из своего монастыря и ходить повсюду, что сильно вредило послушанию и остальным монашеским добродетелям. Собор постановил, что любой монах, покинувший свой монастырь и переселившийся в другой монастырь или к мирянам, и тот, кто принял его у себя, будут, если это обнаружится, отлучены от церкви до тех пор, пока монах не вернется в свой прежний монастырь. Однако епископ по-прежнему мог свободно распоряжаться монахами, чьи набожность и добродетель были ему известны. Он даже мог посылать их к мирянам, которым желал обеспечить спасение души, или в монастырь, который хотел основать или в который желал назначить настоятеля.

Еще один канон подтверждал запрет для монахов владеть чем бы то ни было. Они могли распоряжаться своим имуществом до того, как приняли монашество, но после того, как они стали монахами, им не разрешалось распоряжаться ничем. Если монах сохранил или приобрел какую-то собственность, епископ или игумен должен был ее продать или раздать бедным.