с тинейджерами как будто ощущали настрой психолога и предпочитали не связываться, расступались, очищая дорогу перед его стальным конем. Поэтому чуть меньше чем за час Аркадий добрался до места своей первой остановки на «Юго-Западной».

Именно на этой станции московского метро располагался магазин, где Аркадию было комфортно делать покупки последние несколько лет, после того как все первоочередные семейные проблемы были решены и стало возможным позволять себе несколько больше, чем раньше. Не то чтобы Кузнецов хотел перед кем-то выпендриться – вовсе нет. Да и перед кем, собственно, красоваться? В магазины он предпочитал ходить один и не имел при этом привычки оставлять отчет о своей потребительской деятельности в социальных сетях. Ему просто нравилось, что именно в этой сети нет толкотни даже перед значимыми для общества праздниками; пахнет приятно, а не как в замшелом советском сельпо, чем часто грешат более массовые торговые сети; продукты заботливо складывают на кассе по пакетам, поэтому не надо суетиться самостоятельно насчет этой проблемы; ну и, наконец, там можно было побаловать себя какими-нибудь деликатесами, продающимися далеко не везде. Например, все теми же любимыми Аркадием морепродуктами. Поэтому он был готов закрыть глаза на более высокий ценник и при каждом удобном случае присоединялся к редким, хорошо одетым покупателям, чинно раскатывающим свои тележки между полками, забитыми преимущественно импортными продуктами в добротных и ярких упаковках.

Локация на «Юго-Западной» нравилась ему еще тем, что под торговым центром была парковка, места на которой всегда было завались. С чем это было связано, совершенно непонятно, так как вокруг находилось несколько престижнейших учебных заведений, где на всех уровнях в ходу были преимущественно автомобили премиум-класса. Тем не менее по какой-то неведомой Кузнецову причине их владельцы предпочитали оставлять на свой страх и риск авто, сопоставимые по стоимости с квартирами эконом-сегмента, на улице, стыдливо прикрывая номера разными подручными средствами, словно художники эпохи Возрождения, маскировавшие очевидное под условным фиговым листом. Видимо, в слабой надежде, что паркмены пройдут мимо и не оштрафуют. Потому что парковка на прилегающих к метро улочках была разрешена лишь в специально отведенных местах и за деньги, естественно.

Аркадий был не такой. Да, он не любил демонстрировать окружающим свою успешность, но и не особенно стеснялся пользоваться ее благами там, где это было уместно. При этом, например, уровень и комфорт повседневной жизни для него были более важными, чем, скажем, статус от обладания какой-либо собственностью.

То есть для него было принципиально важнее жить в большой квартире, пусть и не в престижном месте, но несколько раз в году ездить за границу и иметь возможность не смотреть на ценники в продуктовых и вещевых магазинах, нежели отказывать себе во всем этом и копить на статусное жилье или автомобиль из категории «люкс». В этом плане он был больше европейцем, считающим, что мы то, что едим и чем себя окружаем, чем многие его соотечественники, совершенно спокойно позволяющие себе купить дорогущее авто и продолжать при этом жить в малогабаритной хрущевке, питаясь лапшой быстрого приготовления. Что, по мнению Кузнецова, было поведением одного порядка с мошенничеством на городской парковке – унизительным в первую очередь для того, кто на него решится. Себе он такого позволить не мог. Ни при каких раскладах. Равно как и хваленая «советская смекалка», густо замешенная на презрении к частной собственности, претила ему, вызывая почти физическую брезгливость. Не потому что он был сноб. Отнюдь. Просто – «фуууу».

Поэтому, промчавшись с ветерком по начавшей подсыхать столице, Кузнецов лихо спустился на облюбованную подземную парковку, подогнал свой танк непосредственно к лифту в торговый центр – случайная опция, нравившаяся ему более всего и почти всегда здесь доступная, – поднялся на один этаж выше, взял тележку и вошел в магазин, где перед ним сразу же призывно раскинулись полки с овощами и фруктами. Формально еще было рабочее время – около половины пятого, – но трудиться уже никто не хотел. Это было заметно по относительной наполненности магазина, обычно полупустого. Хитрые менеджеры среднего и высшего звена, оставив младший состав корпеть над своими подотчетными рабочими проблемами, втихую двинулись на пленэр. И им, так же как и Кузнецову, надо было купить что-то на стол. К счастью, особенной фантазией офисные царьки не отличались, поэтому плотно было преимущественно в мясном отделе и винотеке, что не должно было существенным образом сказаться на скорости обработки списка покупок, коим, конечно же, был заботливо снабжен психолог. Супруга и мать постарались. Но, надо отдать им должное, желали они это в рамках разумного и список не был невообразимо затянутым.

Кузнецова данное обстоятельство воодушевляло. Посему он практически порхал между полками, предвкушая быстрое прохождение этапа продуктовых покупок. Дело спорилось, тележка наполнялась, а впереди уже маячил выход, когда Аркадий решил внести небольшое дополнение в женские списки и завернул в алкогольный отдел, визит в который прекрасная половина кузнецовской семьи, конечно же, не предусматривала. Но отец вряд ли бы одобрил внезапное воздержание сына, да и неделя была тяжелой – просто хотелось выпить чего-нибудь вкусненького. Так сказать, не пьянства ради, а сибаритства для.

И среди вермутов и просекко он встретил его – лучшего школьного друга. На первый взгляд, последний почти не изменился, так обманчиво показалось Кузнецову, поначалу заметившему лишь знакомое развязное выражение лица, задорную ухмылочку и глаза отпетого проходимца, являвшиеся визитной карточкой его однокашника. Но потом на глаза попались фундаментальная проплешина, оттененная седыми баками, пузцо, дорогущая дизайнерская борсетка и сетка морщин вокруг глаз товарища, с которым в свое время они не расставались, как близнецы-братья.

– Здорово, Колян! – от души сказал Кузнецов и дебильно осклабился. Почему именно так? Да кто же его знает. Может быть, в подсознании психолога прокрутился список их совместных похождений, половина из которых была за гранью морали и нравственности, а вторая половина не дружила с законом.

– О-па! Кузнец! Сто лет – сто зим! – обрадовался друг и от души обнял своего визави. – Как ты, Аркаша?

– Да я-то нормально, мой дорогой Николаускас, вот все хотел тебя спросить, что же это ты мне на звонки и месседжи не отвечаешь? – ехидно спросил Кузнецов.

Действительно, за Колей такой грех водился. Чтобы полностью понять глубину трагедии и обиды Аркадия, выразившейся в здоровом сарказме, который он вложил в свой вопрос другу, необходимо знать, что на протяжении пяти или шести лет парни не расставались практически ни на день. Несмотря на то что после школы их занесло в разные вузы. Еще в бытность подростками их связали стандартные мальчишеские забавы, вроде лазания по