Я долго петлял по центральным улочкам, пока наконец нашел офис дилера. Дальше порога пройти мне не удалось, и здесь же меня ждало потрясение.

– «Льезон глобаль сьянтифик»? – переспросил охранник и пожал плечами. – Первый раз о таком слышу. Здесь нет представителя журнала. Тут вообще нет никаких представителей, кроме «Рено».

Пятьдесят тысяч долларов, которые я уже мысленно положил в свой карман, почему-то никак не хотели материализоваться. Я не мог понять: почему так получилось с французами? Может быть, я имею дело с обыкновенными «кидалами», которые решили опубликовать статью и при этом ничего не заплатить?

От этой мысли мне стало дурно. Как же теперь наскрести семьдесят тысяч баксов? Не слишком ли я поторопился, порвав с фирмой?

– Серега, – сказал я, позвонив директору. – Я погорячился.

– Забудь этот номер, – ответил директор. – Он тебе больше не пригодится. У меня на тебя стойкая аллергия.

– Я больше так не буду, – пообещал я. – Это все на нервной почве. Мне срочно надо пятьдесят тысяч баксов…

– Я ничем не смогу тебе помочь, – оборвал меня на полуслове директор.

Примирения не получилось. Тут еще насыпал соль на раны мой «друг», позвонивший с педантичной точностью.

– Значит, ты не хочешь сознаться, что не писал диссертацию? – спросил он. – Будешь ждать, когда Чемоданов тебя публично развенчает?

– Я тебе советую разговаривать со мной лежа, лицом вверх, – сказал я усталым голосом. – Чтобы вставная челюсть не выпала.

Я вернулся к машине, сел за руль и позвонил Календулову.

– На мое имя по электронной почте никаких писем или предложений не поступало? – спросил я.

– Увы, увы, – ответил Календулов и стал кашлять. – Извините, я простужен.

– Берите больничный, – посоветовал я. – Все равно торопиться некуда. Защита подождет.

– Вы так считаете?

– Да на кой хрен она вообще мне сдалась! – произнес я с бесстыжим цинизмом. – Меня постигло глубочайшее разочарование на ниве науки.

Кинув телефон на соседнее сиденье, я взялся за ключ зажигания. Кажется, я созрел для того, чтобы немедленно ехать в академию на встречу с Чемодановым и кинуться ему в ноги. Я даже не подозревал, что ради денег способен так унизиться. Вот только где взять недостающие пятьдесят тысяч? Допустим, я продам машину за пятнадцать. За тридцать можно сплавить старую квартиру. Десять у меня есть. Итого пятьдесят пять. Не хватает пятнадцати.

Я стал перебирать в уме знакомых, которые могли бы дать мне взаймы. К сожалению, все знакомые так или иначе были связаны с фирмой, из которой меня сегодня турнули. После такого скандального увольнения никто мне даже рубля в долг не даст.

«Хватит с него и пятидесяти пяти, – решил я, трогаясь с места. – Огромные деньги! Принципиальной разницы нет. Все равно что половина Вселенной или четверть ее – все равно не охватишь».

Я был уверен, что дело в шляпе. Хотя было только четыре часа, я немедля поехал в академию. Надо было встретить Чемоданова еще на улице и сразу же посадить его в машину, чтобы он не успел начать свой идиотский митинг.

Пока ехал и торчал в пробках, решил, что в качестве аванса выплачу Чемоданову десять тысяч. Как закончит работу – еще пятнадцать. А там видно будет. Может, он уйдет в такой глубокий запой, что начисто забудет об оставшихся деньгах.

В половине пятого я припарковался у главного входа, вышел из машины и сразу же заглянул в фойе. Чемоданова не было. Успокоившись, я стал прохаживаться туда-сюда, контролируя все подходы. Ждать пришлось недолго. Минут через десять я заметил в толпе бордовый пуховик. Этот искатель правды опять напялил на себя старые обноски. А где же его дубленка? Пропил?

Я пошел ему навстречу, изо всех сил стараясь приветливо улыбаться. Он не видел меня до тех пор, пока я не хлопнул его по плечу.

– Витя, привет!

Он вздрогнул, посмотрел на меня слезящимися от ветра глазами и приподнял нос.

– Здравствуй, – холодно произнес он.

Я тотчас взял его под руку и повел к машине.

– У меня к тебе деловой разговор, – сказал я.

Чемоданов вяло сопротивлялся, демонстрируя неподкупную гордость. От него разило то ли портвейном, то ли дешевым одеколоном.

– Не о чем нам с тобой разговаривать, – ответил он. – Отпусти руку. Меня ждут в Академии наук.

«Академия» он произнес через «э». Получилось очень торжественно.

– Я согласен на твои условия, – перешел я к делу, чтобы сломить его упрямство.

Чемоданов в самом деле остановился и недоверчиво покосился на меня.

– Семьдесят тысяч, – напомнил он.

– Да!

– Долларов, – уточнил он.

– Да, да! – крикнул я. – Пошли в машину! Паспорт у тебя с собой? Нам надо будет заехать к нотариусу.

Проявляя некоторую осторожность, Чемоданов не спешил сесть в машину. Минуту он топтался в снежной каше рядом с машиной, глядя по сторонам, словно опасался, что его держит на мушке притаившийся среди машин киллер. Наконец сел рядом со мной.

– Я должен подумать, – произнес он.

– Думай, – согласился я. – Пять минут тебе хватит?

– Пять минут?! – презрительно протянул Чемоданов и полез в карман за сигаретой. – Такие дела за пять минут не решаются… Поехали, чего стоим!

Я с радостью погнал машину по проспекту подальше от академии.

– Куда едем? – угодливо спросил я.

– В центр! – приказал Чемоданов и удобнее устроился на сиденье.

Я покосился на его грязные ботинки. Все коврики перепачкает, как свинья. Вечером придется снова на мойку ехать.

– Значит, ты согласен? – вальяжным тоном начал вести беседу Чемоданов.

– Согласен, – подтвердил я. – Хотя мне очень трудно было решиться на это.

Чемоданов прилип красным носом к окну, провожая взглядом неоновые вывески.

– Стоп! – скомандовал он.

Я надавил на педаль тормоза.

– Что-то у меня в горле пересохло, – небрежно сказал Чемоданов. – Ну-ка, сбегай-ка в ларек, купи пару баночек джин-тоника.

Я вопросительно посмотрел на Чемоданова. Наглеет, стервец! Если бы не его поганая диссертация, он бы собственным носом в сугробе борозду проложил бы!

– А ты разве не можешь сходить сам? – вежливо поинтересовался я.

Чемоданов искоса посмотрел на меня и расслабленно приоткрыл рот, словно его челюсть утратила способность держаться.

– Если я выйду, – дегенеративным голосом произнес он, – то уже не вернусь… Бегом! Одна нога там, другая здесь!

Я стиснул зубы и на мгновение прикрыл глаза, подавляя остатки гордости. «Ничего, – сказал я сам себе. – Это не самое страшное. Вот если он заставит меня дерьмо жрать, тогда придется ломать себя».