и отдельно), выживший частный сектор в той части города, про Айдара и Шафи. Постепенно половина лагеря собрались вокруг костра.

Иваныч отходил в командирскую, ставил метки на карте.

Потом настала очередь коменданта. В рейд не ходили (кроме сейчас), зато до завода дошли трое из ЖК Парковый. Парковые парни прощупывали сколько нас, что есть на обмен. У них была радиостанция, но связь ещё не наладили.

А вот сама внутренняя деревня переживала большие перемены. Пенобетонные блоки по прорытой траншее переносили со стройплощадки в цех, где под командованием Иваныча из них собирался «дом-самовар». Прямоугольное сильно вытянутое основание и много-много комнат, посередине, как «ось», гигантская толстостенная железная труба, шириной в полметра (говорит, носили от дальнего края цеха всей общиной). С одной стороны трубы утопленный в пол «капиталист», с другой будет построен металлический же дымоход (недолговечно, зато металл будет брать жар от горячего дыма и отдавать в цех).

Дым и раскаленный воздух из капиталиста пойдёт по трубе, люди будут греться об неё, сидя в своих узеньких «кельях» шириной всего два метра, примерно, как купе поезда (по бокам два яруса спальных «нар», ещё выше багажный ярус, реально как купе). Итого два ряда «купе», жопами в трубе, выходами в левый и правый коридор, всё вместе будет укрыто максимально теплой крышей-шубой. Окна-бойницы только в коридорах, коридоры сквозные, с хорошими пластиковыми «евро-дверьми», стыренными из АБК.

Будет создана система энергоснабжения (хотя генератора по-прежнему нет), трубы вентиляции.

По подсчетам Иваныча, Хана и Августа при условии температуры внутри цеха в минус пятнадцать (зима близко), дом-самовар будет держать плюс двадцать в «купе».

Я не всё понял в конструкции, но грела мысль о том, что пока я шастаю по окрестностям, кто-то думает, как мою (и всех остальных) замерзшую задницу отогревать.

Более того, вечером меня потащили в баню.

Иваныч сказал, что переделает её, а пока что «баня» это какой-то цельный купол-полусфера светлого металла (какой-то никель с алюминием) от неизвестной конструкции, найденный в завалах первого цеха, диаметром метра два, куда специальная печка загоняла жар, нагревала камни. Мы «поддавали пару».

Денис с Кабыром вернулись. У Дениса небольшая свежая резаная рана на предплечье, его забрала Марина зашивать и запретила париться чтобы не усилить кровотечение.

Баня в ледниковом периоде это круче чем если бы мне сейчас показали живое выступление полуголых актрис «Мулен-Руж».

Парная отогревала моё тело, разгоняла кровь, покрывала потом. Мы выбегали и окунались в емкость с технической водой, несколько раз, трезвые, вольные и азартные как малые дети.

Существование бани, это какой-то праздник.

Вообще Август заставил Иваныча продумать проект Внутренней деревни и быстро прийти к тому, что бомжацкое нагромождение палаток это всё херня. Теперь проект включал в себя дом-самовар, зал собрания и дом здоровья (включая баню), систему электропитания, хотя генератора по-прежнему не было (тут ему и карты в руки, он же даже по образованию «энергоснабжение городов»), водоснабжения, канализации, обороны, питания, медицины и так далее.

С некоторой тоской задумался о том, что не ощущал тепла женского тела уже много дней, Лиза как-то все время ускользала от меня, была занята, отсутствовала или ещё что-то. Шайсе!

Пошёл в свою палатку с твердым намерением поговорить, присел на краю двуспальной кровати, огляделся. Судя по вещам, доктор Марина явно приглядывала за ней, чего это я себе тут понапридумывал. На секунду закрыл глаза. Отрубился как от пулевого в голову.

* * *

В принципе, мне нет необходимости каждый день переть в рейд.

Рано. Кварц показывает половину пятого. День, если мне не изменяет склероз — пятнадцатый. Рядом в полуобнимку под слоем одеял лежат Доктор Марина и Лиза. Диктатор Марина.

Встал. Мой комбез постиран и высушен, все вещи, оружие, снаряжение — аккуратно сложены на столе. Телефон заботливо заряжается от пауер-бэнка. Показывает сто процентов. Оружие в сторонке. Рядом — холодный как хрен арктического утопленника громадный бутерброд с майонезом и соевой колбасой, завернутый в кусок рекламного буклета. Чертовски вкусно.

Зло (но тихо) оделся, собрался. Вышел из палатки, хрустнул спиной, разминаясь. Нахрена мне в рейд? Я двое суток как адская гончая бегал по окрестностям.

— Иваныч тебе не хочет говорить…

Блять. Напугал. Август мать его Гай Октавиан сидел у костра и помешивал угли кривоватым куском трубы. И, несомненно, прибухивал свою кислотную брагу. Пока я подумал, что комендант не хочет говорить мне про измену Елизаветы, работник библиотечного фронта продолжил.

— Это, конечно, далеко. По нынешним меркам. Но мне трудно привыкнуть к мысли, что дойти до станции пару километра, как в Израиль пешком.

Август сделал трагическое лицо.

Не стал ему подыгрывать, тем более что по уровню алкоголя в крови мы в разных весовых категориях. Молчал. Пусть страдает от необходимости играть эту театральщину сольно.

— Один из беженцев из частного сектора, кстати, правильно называется — дачный поселок «имени Дзержинского», работал на железке. Похваляется, что железная дорога до последнего принимала составы на узловой станции. Часть работяг живет там же, в ЖэДэ посёлке. Составы там ожидали переформирования, много вагонов, крытых, открытых, платформ, для сыпучих грузов и так далее. И половина не пусты. В связи с бардаком их скопилось много. Выходит, поселение выживших на «узловой» сказочно богато. Можно было бы проверить, но Иваныч боится тобой рисковать.

Появился Кабыр. Молчаливый, одетый в утепленный камуфляжный комбинезон. Потянулся, прикрыл рот от зевка. Время — половина шестого. Нашёл откуда-то из недр «капиталиста» горячий чайник, сделал себе кофе. Я сбегал в гальюн и повторил его маневр. После всех пережитых приключений «нескафе» был божественен.

Открыл навигатор. Рядом с нами нитка ЖэДэ, но нерабочая. «Двигая» по ней добрался до скопления зданий, переплетения путей, автодороги.

— Оно? — показал Августу.

Тот подумал некоторое время, покрутил, чувствовалось что с картами в телефоне знаком слабо. Но, подтвердил.

Вздохнул. Присвоил метку. Попросил Кабыра разбудить Дениса, только тихонечко. Потому что Денис жил не один, встречался с прекрасной дамой.

Итак. По идеальной прямой — шесть и семь десятых километра. Ну, допустим сейчас и правда можно идти по сравнительно прямому маршруту. Хотя, семь кэмэ по снегу и льду многовато. Наверное, привыкнем и станем уходить на десятки и сотни. Если доживём.

Пришёл зевающий Денис. Сказал, что рана его не беспокоит. Мы с Хакасом ему не поверили, с умным видом осмотрели сами. Вроде ничего. Сделали ему кофе. Втроем, откровенно игнорируя замечания Августа (ему-то никуда не идти) посоветовались.

Единогласно решили, что это может быть Клондайк. Стоит пробовать, причем прямо сегодня. Погода адекватная (минус тридцать один, ветра почти нет), радиостанция должна ещё брать, направление на юго-запад (Завод это северо-западная оконечность города), то есть подальше от бандитских троп.

Попили кофе, одновременно снаряжаясь. Волокушу не берем, рейд в большей степени разведывательный. По этой же причине не взяли Лайку.

У шлюза налеплена утеплённая будка дежурного по стране. Он же вёл журнал, связывался с внешним дежурным, имел в распоряжении позолоченную рынду с надписью «Удача и богатство» (сувенирную, но довольно звонкую), которой при необходимости способен поднять тревогу, проверял шлюз, впускал, выпускал, ведал рациями (мы взяли одну, полностью заряженную), примерно представлял кто и где находится, он же сидел на стационарной рации базы, более мощной (откуда взялась? Что-то не припомню, видимо без моего участия).

Частенько дежурным был Дядя Ярик, который и так имел похожий опыт охранника. Сегодня там сидел копатель Юра. Молча записал наш маршрут, отпер и выпустил в белый свет.

Время семь двадцать две.

— Юрий, а вы с пацанами не хотите тоже в рейды? Сталкерствовать? — Спросил его через почти закрытую дверь шлюза.

— Хотим, — не меняя выражение лица, буркнул он в ответ.

* * *

Дыхание берегли.

Один советский офицер после Войны говорил, что работа пехоты, это очень много ходить и постоянно копать.

Здорово напоминает нашу ситуацию.

Копьё у Кабыра (второе, первое он уже об кого-то сломал), у Сёгуна Дениса катана за спиной, у меня длинный топор. Щедро смазанные пистолеты во внутренних карманах (чтобы не мёрзли и не забивались от снега) у всех.