До прихода Инны на место совершенного преступления ему было просто стыдно за такое неприглядное убийство. В течение дня до его ушей не раз и не два доносились слова окружающих, мол, это на него совершенно не похоже, что раньше таких женщин он никогда не убивал. Да, не убивал! Никогда не опускался до старух! И даже сейчас с отвращением вспоминал запах беспомощно приоткрытых старушечьих губ, запах ее тела, совершенно отличный от запаха молодых женщин. Лишь осознание полной власти над мертвым телом помогло ему завершить, так сказать, процесс, не бросить на полпути. Но долго еще после этого оставался неприятный осадок, словно кислый привкус во рту.

Только когда Инна подошла к ФАПу и увидела тело, все резко изменилось. Он явственно видел, как глубоко девушка потрясена случившимся. Сегодня ему удалось затронуть ее. Очень ощутимо затронуть! Даже если бы он схватил Инну руками, эффект был бы не таким сильным. Еще вчера ему хотелось схватить ее, сжать, стиснуть, напугать так, чтобы она не смела даже шевельнуться. А потом, быть может, поцеловать ее прелестные губы, целовать грубо, прекрасно зная, что Инна не посмеет возразить. Но сегодня — все иначе. Сегодня он осуществил не мимолетное желание, дотронулся не до тела, как мечталось раньше, а проник гораздо глубже, до самого ее сердца, сжав свою руку на нем. И пусть Инна не знает, кто именно сделал это, не беда. Зато теперь, каждый день подходя к своему ФАПу, девушка будет думать о нем, пока еще для нее безымянном, но тем не менее реально существующем. А он будет знать, что она о нем думает. Каждый день.

Эта мысль не могла не волновать его, и он упивался ею всю последующую ночь.

Сообщить Вадиму, в чем подозревает его Валерий, Инна так и не решилась. Как и сказать, что знает: Вадим той роковой ночью уходил из дома.

Поразмыслив, она уже не допускала, что Ларичев причастен к убийствам. Он просто не может быть убийцей, как солнце не может быть холодным, камень — мягким, лед — горячим. Но все же… все же какой-то крохотный червячок сомнений оставался в душе, и никак его оттуда было не выгнать. Поэтому Инна всю неделю была зла на Валерку, практически с ним не разговаривала, несмотря на то что тот всеми силами старался загладить свою вину. Оставаясь непреклонной, она отвергла приглашение поехать с ним в город, а в субботу не пошла на дискотеку, зная, что Зорин будет ее там ждать.

Во вторник на следующей неделе Инна почти пожалела о том, что испортила отношения с участковым. Причина оказалась проста: Вадим исчез. Как в воду канул! Впервые за все прошедшее время не приехал, чтобы забрать ее с работы домой, и не отвечал на телефонные звонки. Точнее, его мобильный все время оставался недоступным. И когда прошли все разумные сроки возвращения Ларичева, Инна начала паниковать. Теряясь в догадках, даже подумала о том, не связаться ли с Валеркой, не попросить ли его выяснить, что могло случиться.

Время близилось к полуночи. Еще никогда Вадим не задерживался на работе так долго. Даже если бы у него сломалась машина, это не причина — лесовозы всегда идут колонной, кто-то из водителей непременно подобрал бы его и давно уж привез домой. А Ларичева все нет и нет! И телефон все так же недоступен. Хотя последнее не должно было особенно настораживать, ведь мобильная связь пропадала в лесу нередко, но сердце у Инны трепетало, словно в ощущении близкой беды. К тому же в это время Вадим уже не должен быть далеко от поселка!

Не зная, что и думать, девушка металась по квартире. То застывала у окна, то прислушивалась у двери. Но в подъезде было тихо, а на улице не видно ни прохожих, ни света фар мощной машины, держащей курс к дому. Инна в который раз взглянула на часы — двадцать три пятьдесят. «Ну все, еще десять минут, и звоню Валерке», — решила она. И замерла, глядя теперь только на часы в ожидании, когда истечет намеченное время.

Но тут на лестнице наконец-то послышались долгожданные шаги. Вздрогнув, Инна замерла — шаги были медленные, тяжелые, Вадим ходил совсем не так. Если только чего-то не случилось… Охваченная страшной мыслью, девушка кинулась в прихожую. Но все ее опасения оказались напрасными: в квартиру вошел Ларичев, слава богу, целый и невредимый. И, захлопнув дверь, привалился к ней спиной, глядя на Инну из-под полуопущенных век.

— Ты… — только и смогла выговорить пораженная она.

Да, это был Вадим. Но в каком виде! Одежда на нем с чужого плеча, вместо белого свитера, в котором ушел из дома утром, что-то темное, явно не подходящее по размеру. Лишь наброшенная, как обычно, сверху куртка вернулась домой вместе с хозяином. А главное — у него были совершенно другие глаза. Тоже какие-то чужие, не его.

— Иннулька, — не отрываясь от двери, Вадим виновато улыбнулся, — я сейчас пьяный в хлам, ты уж прости.

Вот оно, оказывается, что! Все объяснилось так просто! Успокоенная и одновременно сраженная наповал Инна стояла молча. У нее не было слов. Она так ждала его, так волновалась, а он…

— Прости, Иннуль, — видя ее потрясение, повторил Ларичев и, скинув на вешалку куртку, принялся разуваться.

— Ты мог хотя бы позвонить, — обретая дар речи, заметила Инна.

— Не мог! — Разувшись, Вадим выпрямился и направился в ванную. — Телефон накрылся. Бесповоротно. Придется теперь покупать новый.

— Что значит «накрылся»? — Инна пошла следом.

— То и значит — накрылся медным тазом! — весело сообщил он, берясь за дверную ручку. — Я в душ, Иннуль.

— Да ты же сейчас там просто утонешь! В таком-то состоянии! — встревожилась Инна.

— Не утону, Иннуль, — подмигнул ей Вадим. — Сегодня мне не судьба.

У Инны такой уверенности не было. Поэтому она все прислушивалась к журчанию воды, разогревая ужин. Но Ларичев справился без осложнений и довольно быстро вышел, едва Инна начала накрывать на стол. Сейчас он, немного протрезвев, уже гораздо больше был похож сам на себя. Увидел хлопочущую Инну и остановился у дверного косяка, оперевшись на него рукой, улыбнулся:

— Ну что ты так беспокоишься, Иннуль? Я ведь и сам мог бы все приготовить. А ты тут без меня хоть что-нибудь ела?

— Ела, — коротко ответила Инна.

Что толку сейчас рассказывать о том, что волновалась за него и потому ей весь вечер кусок в горло не лез? А он заявился даже не с пьянки, а с какого-то кутежа, поскольку с обычной пьянки не приходят в таком вот «разобранном» виде… Конечно, Вадим свободный человек, волен бывать, где ему хочется, но ведь мог бы подумать о ней! Разве сложно было всего-навсего позвонить и просто сказать, что жив, что ничего с ним не случилось? Наверняка ведь догадывается о тех чувствах, которые Инна испытывает к нему! Она же их и не скрывала, несколько раз весьма откровенно давая понять, что Вадим ей глубоко — очень глубоко! — небезразличен… Тут Инна вспомнила его слова про телефон и спросила:

— Так что у тебя все-таки случилось?

Не ответив, Ларичев лишь снова улыбнулся. Потом коротко рассмеялся.

— Инка…

— Что? — Она выпрямилась, не понимая, что с ним сегодня такое творится.