А в субботу Вадим сам позвал ее… на танцы.

— Да ты что? — Инна вначале даже не поверила, что слышит от него это предложение. — Мне? На танцы? Когда Юрка…

— Иннуль… О том, что случилось, знаем только мы с тобой, если, конечно, ты сама кому-то еще не сказала. Поэтому осуждения со стороны тебе бояться нечего. А что касается остального… Не повторяй моей глупой ошибки, не замыкайся в себе. Позволь себе хоть ненадолго забыться. Пойдем! На миру ведь, как говорится, и смерть красна.

Вадим еще долго уговаривал ее, но он знал, как это делать, и в конце концов уговорил, Инна согласилась. Но пошла в клуб без всякого настроения, с чувством вины за то, что делает. Поэтому весь вечер была тиха, не заводила, как в предыдущий раз, окружающих своими танцами, а периодически и вовсе убегала из круга, жалась к стенке рядом с Ларичевым. Валера все допытывался, что с ней такое произошло, но так и не смог добиться внятного ответа. А Вадим, как только она приближалась, негромко гнал ее от себя:

— Иннуль, хватит тут предаваться скорби! Не подкидывай дров в костер, наоборот, расшвыряй их прочь!

Печально улыбнувшись ему, Инна уходила. Чтобы через какое-то время вернуться вновь. Хотя он был прав, утверждая, что здесь ей станет легче. Но все-таки не за танцы, не за пеструю толпу она хваталась сейчас, как утопающий хватается за соломинку, ее поддерживало то, что Вадим рядом. А музыка и танцующие люди были лишь дополнением к его присутствию.

Одна мелодия сменяла другую. И вдруг, с началом новой, с энтузиазмом танцующая толпа остановилась. Все, как один, недоуменно уставились на Вовку, с подачи которого из колонок неожиданно полилась музыка, услышать которую здесь никто не ожидал. Как она оказалась у местного диджея на диске, было непонятно, потому что записывать ее специально для дискотеки Вовка точно бы не стал: как под нее танцевать? Однако оказалась. Необычная, нестандартная. Но Инна сразу узнала ее, потому что была поклонницей той самой группы, чья музыка звучала сейчас. Это было одно из лучших произведений — мистический вальс. Девушка тоже застыла, как все, слушая первые, сильные как по звучанию, так и по производимому впечатлению аккорды.

Вадим вдруг склонился к ней и спросил:

— Иннуль, а ты вальс танцевать умеешь?

— Не слишком хорошо, — призналась она.

— Ну, тогда пошли!

Ларичев свистнул Вовке и махнул ему рукой, мол, оставь, а потом взял Инну за руку, и не успела та опомниться, как оказалась с ним в центре зала, где Вадим обхватил ее за талию, повергнув всех в шок. Потому что в наши дни очень мало женщин умеют танцевать этот прекрасный танец, а еще меньше представителей сильного пола. Но Вадим относился именно к их числу. Вовкина рука так и застыла над пультом, а люди стали расступаться, уступая место Вадиму и Инне, паре, танцующей вальс.

Мужчина уверенно вел партнершу по залу. Вокруг мелькали невольно вытянувшиеся в изумлении лица, восторженно горящие глаза, но Инна их почти не замечала. Чуть откинув голову назад, она с удивлением и восхищением смотрела в лицо Вадиму. И он смотрел на нее с легким прищуром своими темными, а при таком освещении совсем черными глазами. Блики отсветов то падали ему на лицо, то пропадали, сменяясь тенями. И то проступающее, то исчезающее в тени его лицо казалось девушке не просто красивым — прекрасным. Что побудило его на танец, о чем он думал в этот момент? Для Инны это оставалось тайной. А явью было легкое, скользящее движение по залу, заставившее ее забыть о том, что одета сейчас в совершенно банальные джинсы, что на дворе двадцать первый век. В руках кружащего ее по залу Вадима она вдруг почувствовала себя настоящей принцессой в алмазном колье, в тонких перчатках, с веером на руке и в шелковом бальном платье до пола.

Инна вздохнула полной грудью, гордо расправила плечи. Виток, еще виток… Вадим подхватил ее за талию, поднял легко, как пушинку. Воспарившая над полом, девушка плавно описала круг в его надежных руках и снова легко коснулась пола сапожками… нет, бальными туфельками из атласа. Это было настоящее волшебство, это была сказка — вальс, в котором он кружил ее, то замедляя темп, чтобы дать успокоиться, то снова проносясь по залу так, что Инна ощущала на своем лице ласку легкого ветерка.

Когда стихли последние аккорды, в заполненном людьми помещении повисла тишина. А потом вдруг кто-то зааплодировал, и весь зал взорвался овациями. Задорно улыбнувшись, стоящая в центре Инна, которую держал за руку Вадим, сделала реверанс. А ее партнер, прищелкнув каблуками, склонил голову в поклоне. Выглядел он в тот момент вовсе не как шофер из захолустного поселка, а как блестящий офицер канувших в Лету времен. Затем, не разъединяя рук и не сговариваясь, Инна с Вадимом удалились из зала. Остановились лишь в фойе, посмотрели друг на друга и рассмеялись, как озорные школьники.

— А теперь, если не возражаешь, пойдем отсюда, — предложил Ларичев.

Девушка не возражала. Ей самой захотелось поскорее выйти из душного здания. И, закутавшись в поданную Вадимом шубку, она пошла с ним к выходу.

— Никогда бы не подумала, что ты так можешь, — уже на улице, с удовольствием вдыхая морозный, но с привкусом близкой весны воздух, сказала Инна.

Вадим лишь молча усмехнулся, закуривая. Что-то неуловимо изменилось в нем за короткие минуты вальса. Или это Инна смотрела теперь на него другими глазами?

Тихо хлопнула входная дверь — из клуба еще кто-то вышел, к неудовольствию Инны, которой хотелось бы в продолжение сказочного вечера просто побыть с Вадимом наедине.

— Пошли домой, — попросила она.

— Как хочешь.

Не став спорить, мужчина подал ей руку, и пара двинулась вперед по пустынной улице. Инна никак не могла прийти в себя, сердце ее все еще трепетало в такт аккордам, продолжающим звучать теперь в ее мозгу.

— Снежинки тоже танцуют вальс, — запрокинув голову и поймав на свое лицо несколько плавно опустившихся редких ледяных звездочек, сказала она. А потом, развернувшись к Вадиму, попросила: — Давай потанцуем еще?

— Прямо здесь, Иннуль? — удивился Ларичев, обводя рукой заснеженный пустырь, до которого как раз дошли.

— Да, прямо здесь, — кивнула девушка. — Я помню эту мелодию и буду ее напевать.

Вместо ответа Вадим просто протянул ей руки. И к чистому, звенящему от восторга голосу Инны присоединил свой, низкий, бархатистый. И они снова закружились, теперь на полутемном, едва освещенном фонарями пустыре. Призрачно сверкающий снег поскрипывал под их ногами в такт напеваемой обоими мелодии, и снежинки, все более частые, кружились вокруг них. Все усиливавшийся ветер трепал волосы Инны, но ей было все равно, потому что она уже не воображала себя танцующей принцессой. Она была просто счастлива. Так счастлива в эти минуты, что горло жгло и слезы сверкали на ее глазах, смешиваясь с тающими снежинками.

— Иннуль, ты что? — Заметив ее слезы, Вадим плавно остановился.

— Ничего, — шепнула она. И вдруг, уткнувшись лицом ему в грудь, неожиданно разрыдалась. Впервые с того момента, как узнала о Юркиной смерти. Громко и отчаянно.