Эта речь произвела на Наташу глубокое впечатление. Она сначала робко и неуверенно попробовала последовать совету Юльки, а убедившись, что ее любимый относится к этому весьма спокойно, вошла во вкус.

Когда любимый, оказавшийся мелким фарцовщиком, отбыл в колымский дом отдыха на пару лет, оставив неутешную подругу без средств к существованию, Наташа сбегала замуж, а потом превратилась в Тутси.

Вот так все это было. Не она первая, не она последняя…

И сейчас, рассеянно глядя в окно машины, она уныло думала о том, что особых радостей, в общем-то, в жизни не видала.

Ну кабаки, ну лава, ну шмотки, жратва, «рабочие» вечера, групешники, после которых блевать хочется, еще что?..

Есть Игорь. Это, наверное, и называется счастьем. Сейчас приедут, отдадут должное новогоднему ужину, потом заберутся куда-нибудь, он обнимет ее, и начнется счастье. То, ради чего можно забыть все остальное. О господи, долго еще ехать?

Проехали Истру. У величественного, белокаменного, увенчанного золотыми куполами монастыря свернули направо.

Шоссе пролегало вдоль подмосковных привычных деревень. Потемневшие срубы, принакрытые снежными шапками, штакетник, завалинки, на которых и сейчас зимним днем кое-где сидели старухи.

С двух сторон придвинулся лес — словно залитые голубоватым стеклом ели, мохнатые, укутанные белым, как карапузы на прогулке, кусты… Вспыхивали то тут, то там нестерпимо слепящие солнечные всплески. Словно кружева оплели бурелом.

Задумчивым взглядом проводил их слившийся с окружающей белизной гипсовый Чехов (где-то здесь деревенька, где он врачевал), за темной полоской леса промелькнуло уходящее вдаль водохранилище. Проехали поселок — новенькие домики из желтого кирпича, запертый на амбарный замок магазин, развалившуюся церковь, потянулись погруженные в зимнюю спячку ограды водных станций. Лишь косо прибитые вывески сообщали их названия: «Нептун», «МАИ», «Апогей»…

Машина проехала бескрайнее поле, доехала до середины очередной деревеньки, свернула налево на неприметную дорогу и вскоре оказалась перед никогда похоже не закрывавшимся шлагбаумом. Здесь, окруженные плотным кольцом леса, толпились сотни полторы дачек — садовое товарищество, где у родителей Андрея имелся домик.

Широкая центральная дорога была расчищена. На ней стояли два десятка машин, из труб иных домов шел дымок — идея встретить тут Новый год пришла, видимо, в голову не только Андрею.

Утопая в снегу, Игорь и Серега в два рейса перетащили систему и харчи до стоявшего последним на поперечной улице домика. Там уже хозяйничал Андрей и еще одна приехавшая с ним вместе накануне пара.

Тутси была приятно удивлена. Она ожидала увидеть дощатый сарай, продуваемый ветрами, холодный и шаткий. Такими она представляла садовые домики. А перед ней за красивым, под старину отделанным штакетником стоял кирпичный двухэтажный дом с террасой и лоджией. Внутри жарко пылал камин, был накрыт огромный стол, на стенах и низком диване — медвежьи шкуры; висят оленьи рога — отец Андрея был ярый охотник. На втором этаже — две спальни. (А сколько же их приехало? Она с Игорем — раз, Серега с Иринкой — два, Андрей с Таньком — три, та пара — четыре и еще должна одна пара прикатить — пять… Где ж все разместятся?)

Тутси успокоилась, узнав, что есть так называемый хозблок — небольшой кирпичный флигелек с гостиной и — о приятный сюрприз! — крохотной сауной. Там тоже было натоплено.

Однако главным сюрпризом была стоявшая на участке огромная ель. Уж неизвестно, как это ему удалось, но Андрей сумел развесить на ели игрушки и лампочки. Ночью он обещал феерическое зрелище.

— А ты говорил — масса народа, — сказала Игорю Тутси, боясь услышать, что должна подъехать еще рота или две. И совсем обрадовалась, услышав от Андрея, что и та пара, которая ожидалась позже, скорей всего не приедет, кто-то там заболел. Теперь каждый получит свое место. Эх, хорошо бы на шкуре у камина, да небось не получится: Андрей, хозяин дома, заберет. Тогда во флигеле, возле баньки. Попариться — и в гостиную, на диван… Тутси унеслась в мечту. И хотя до сауны еще было далеко, у нее даже щеки запылали.

Для всех сразу же нашлось дело. Иринка и Женя (так звали приехавшую со своим мужем, Борисом; единственные женатики в компании) занялись подготовкой главного мероприятия — ужина. Им величаво, молчаливо и неторопливо, не выпуская сигареты из руки, помогала Танек. Игорь и Борис кололи дрова, растапливали впрок баню, топили камин, включили кассетофон. Андрей возился с иллюминацией и вытаптывал снег вокруг ели, готовя, видимо, площадку для танцев.

Тутси, ощутив свою ненужность, пошла пройтись.

Утопая в снегу (выручали мощные унты, которые ей однажды подарил один друг — чухонец), она медленно шла по покрытой сейчас глубоким снегом дороге. Тутси слегка задыхалась от непривычного для нее свежего, круто настоянного на зимних лесных ароматах воздуха.

Лес тихо шумел, иногда дерево взрывалось россыпью белой сверкающей пыли или чуть клонилось, сбрасывая с ветвей тяжелый снежный груз.

В лесную чащу убегали крохотные легкие следы птиц, зайцев, бог весть каких еще зверушек. Словно невесомые кабалистические знаки украшали слепящие поверхности сугробов.

Ах, как пахло мокрой корой, снегом, зимним ветром! Какое бескрайнее голубое небо опрокинулось над природой, и какие веселые белые барашки медлительно проплывали в этом небе! Откуда-то доносился еле слышный гул самолета. Чуть громче был колокольный звон, плывший из дальнего далека.

Вот хрустнула ветка, деловито застучал дятел, юркнула по стволу и застыла белка, устремив на Тутси коричневую бусинку-глаз. Вдруг зазвучала и тут же погасла музыка и сразу разнеслась другая.

Солнце светило спокойно, по-доброму. Тутси расстегнула воротник, ей стало жарко. Столь тяжкие физические нагрузки она не испытывала давно. Поселок ей понравился — он был не такой уж бедный, как она предполагала. Может быть, он не мог равняться с изысканными дипломатическими дачами, но здесь было немало кирпичных домов в прибалтийском стиле, оригинальных в русском стиле дачек, вычурные ограды, бани, подвалы и гаражи — обитатели товарищества давно плюнули на все правила и законы, которые в великом множестве ограничивали бедных огородников.

Как бы хорошо забраться в один из таких домиков, попариться в бане и «грезить всю ночь на волчьей шкуре» (Тутси любила Вертинского и порой мурлыкала под нос его песенки). И лежать, лежать, смотреть не мигая на танцующий огонь в камине, ощущать на обнаженном своем теле могучую руку Игоря, слушая его тихое дыхание возле себя, и иметь целую ночь впереди, а за ней день, и еще ночь, и еще день, столько, сколько захочет…

Тутси вышла на широкую центральную аллею поселка, машин прибавилось. Навстречу ей проехали красные «Жигули», в которые, казалось, набилось человек десять взрослых и детей, ей помахали руками, и она тоже помахала, улыбнулась.

Вернувшись на улицу, на которой стояла дача Андрея, Тутси остановилась. Зажмурившись, подняла глаза к солнцу, обвела взглядом веселые домики, еще раз оглядела подбежавший со всех сторон плотно сомкнувшийся вокруг поселка лес.