Деа прикрыла глаза, вспомнив выражение ужаса на лице Коннора и вырвавшееся у него: «Кто ты?» Ей очень захотелось заплакать, поэтому она промолчала.

Голлум встала.

– Мне пора, – сказала она. – Отец подвез меня на пикапе, ждет на парковке. – Деа знала, что Голлум три раза подряд завалила экзамен на права, несмотря на уверения, что с детства водит трактор на семейной ферме. – Я завтра загляну, ладно?

– Конечно, – отозвалась Деа, боясь разрыдаться. – Буду ждать.

Голлум нагнулась к кровати и вдруг крепко обняла Деа – чуть ли не впервые за все время знакомства. Голлум была тощенькой, но удивительно сильной. Ее волосы пахли мятой.

– Все будет хорошо, – прошептала она, и Деа не выдержала. Глаза защипало, полились слезы. Когда Голлум выпрямилась, Деа быстро вытерла лицо ладонью.

– Голлум! – окликнула она, прежде чем подруга вышла в коридор. – Мой кот, Тоби… Его некому кормить…

Голлум улыбнулась – впервые с тех пор, как вошла в палату.

– Я уже взяла его к нам, – сказала она. – Куры остались малость недовольны.

И ушла, прежде чем Деа успела ее поблагодарить.

Копы нанесли визит вечером. Бригс и Коннелли Большая Шишка выглядели комично неуместно в маленькой, ярко освещенной палате – будто гигантские игрушечные солдатики.

– Если вы пришли говорить про мою маму, мне нечего сказать, – быстро сказала Деа. Она уже немного научилась управляться с катетером на руке и повернулась на бок, лицом к окну.

– Мы пришли тебя навестить, поглядеть, как ты, – сообщил Бригс. Деа понимала, что полицейские спасли ей жизнь, но все заглушала обида: это они пустили за ней слежку, заставив рвануть через Индиану под проливным дождем. Без них она не свернула бы на Второе шоссе – и не увидела бы чудовищ.

– Со мной все в порядке. – Это была очевидная ложь. – Вы уже нашли мою маму?

– Еще нет, – ответил Бригс после короткой паузы.

Деа испытала странное удовлетворение.

– И не найдете, по крайней мере, там, где ищете.

Молчание стало напряженным.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно поинтересовался Бригс.

– Она не сбежала. Она бы меня не бросила. – Деа подтянула колени к груди. Ей ужасно не хватало матери – она испытывала почти физическую боль. – Вы зря теряете время. Надо искать тех, кто ее похитил… – Деа вспомнила слой мелкого стекла в своей комнате, подумала о Тоби. И почувствовала, что снова того и гляди расплачется. – А сейчас оставьте меня одну, пожалуйста.

– Слушай, Одеа. – Бригс сурово посмотрел на нее, будто решив напугать и заставить признаться. – Мы навели справки, тебе восемнадцать исполнится только в июне. Если ты знаешь то, что может помочь нам в поисках, в твоих интересах с нами сотрудничать. Иначе мы тебя заберем, а это никому не нужно.

– Если мама вернется и вы ее арестуете, меня в любом случае заберут, – возразила Деа. Бригс промолчал. – Пожалуйста, уйдите, – повторила она, обругав себя за то, что сказала копам «пожалуйста», хотя должна была приказать им выйти. Она немного боялась их – из-за значков. Чтобы настоять на своем, она нажала кнопку вызова медсестры. В коридоре что-то ритмично запищало, замигала лампа. Бригс тяжело вздохнул, как раздосадованный папаша.

– Мы еще вернемся, – пообещал он.

Вошла медсестра – не Донна Сью, а другая – молодая, высокомерная, с размазанной подводкой – и спросила, что нужно.

– Я уже забыла, – сказала Деа. Медсестра, возмущенно округлив глаза, вышла, захлопнув дверь. Ну, зато не запирают. Если бы врачи действительно считали, что Деа опасна для себя и окружающих, у нее, наверное, отобрали бы шнурки, привязали к кровати и следили по ночам, не пытается ли она повеситься на простынях. Обувь Деа была аккуратно поставлена в узкий шкафчик у кровати, со всеми шнурками и прочим. На обед подали суп и невкусный мак-энд-чиз, к которым полагалась пластмассовая ложка. Уж не прячут ли от нее ножи? Деа не собиралась есть, но, попробовав, поняла, что умирает с голоду, и жадно принялась за еду.

Она и спать не собиралась, однако больше все равно было нечего делать. Входили и выходили медсестры, принося все новые лекарства: таблетки от боли, таблетки для успокоения, таблетки, помогающие другим таблеткам снимать боль. В конце концов Деа провалилась сквозь теплую мягкую поверхность кровати туда, где не было ничего, кроме мрака.

Проснувшись посреди ночи, Деа не сразу поняла, где она и как сюда попала. В голову полезли сумбурные воспоминания о прежних квартирах, но ни одно не совпадало с нынешним ощущением. Окончательно пробудившись, Деа услышала тихий ритмичный писк, шаги в коридоре и вспомнила, где находится. Жалюзи на окнах были опущены, но лунный свет просачивался между планками, отчего линолеум казался полосатым.

Деа было жарко, хотелось пить. Это все сухой больничный воздух, прошедший через бесчисленные кондиционеры и легкие разных людей. Сбросив одеяло, она села. Сердце сильно билось, голова кружилась. Деа не понимала, почему проснулась. Что-то было не так, будто кто-то стоял рядом, дыша в затылок, или следил за ней.

В зеркале мелькнула темная тень. У Деа перехватило дыхание. Подумаешь, сказала она себе, просто на луну нашло облако, и больше ничего.

Она спустила ноги на пол и встала, осторожно высвободив трубки капельницы. Тело будто состояло из разных частей – некоторые неприятно легкие, а другие чугунно-тяжелые. В глазах потемнело, и ей пришлось схватиться за стену и переждать. Деа пошла к раковине, катя за собой капельницу, как научилась вчера, когда ей понадобилось в туалет.

При виде своего отражения она ужаснулась. Волосы грязные, местами свалявшиеся, глаза запавшие, лицо осунувшееся, напряженное, белое как полотно. В голове мелькнула дурацкая мысль: пожалуй, даже хорошо, что Коннор не приходил.

Пластиковым стаканчиком размером с наперсток она набирала воды из-под крана и пила, пока не стало немного легче. Ощущение странного дискомфорта не проходило, и Деа нагнулась, чтобы плеснуть воды в лицо свободной от капельницы рукой, задохнувшись от холода и удовольствия. Выпрямившись, она снова заметила тень, мелькнувшую в зеркале. Неужели в палате кто-то есть? Обернувшись, Деа увидела лишь пустую кровать со смятым бельем и вырисовывавшиеся в полумраке очертания приборов.

Она снова повернулась к зеркалу.

Крик поднялся из груди к горлу и замер.

Зеркало двигалось, рябило, как поверхность озера от движения подводных тварей. Лицо Деа искажали и разбивали маленькие волны. А затем, не успел крик сорваться с губ Деа, не успел звук кристаллизоваться на языке, в зеркале появилась Мириам: большие голубые глаза, темные волосы, еще более растрепанные, чем обычно. Мешки под глазами, как синяки. Тонкие вертикальные морщинки у уголков рта. Она была худой, уставшей – и настоящей.

Настоящей! Это по-настоящему!