– Да, – признается Нурия. – Именно это… Но я все равно не улавливаю сути. Ты разложила по полочкам все причины начать войну, а план наступления заключается в полном бездействии.

Назира не скрывает раздражения.

– Нам все равно нужно думать, как сражаться, – объясняет она. – Нужно решить, как найти ребят, как их выкрасть, а потом, рано или поздно, как убить своих родителей. Я предлагаю дождаться Эллу, а до этого никаких действий не предпринимать. Пока Элла не придет в себя, нам следует целиком и полностью изолироваться здесь, в Прибежище. И пока она не проснется, никто не должен ни входить, ни выходить. В случае крайней необходимости мы с Кенджи можем, не привлекая внимание, ходить за всем, что понадобится. Оздоровление расставит везде солдат, и те будут следить за каждым движением. Оставаясь в изоляции, мы выиграем время.

– Мы понятия не имеем, когда очнется Элла, – вставляет Сэм. – Может быть, через неделю… а может, и никогда…

– Наша цель, – прерывает ее Назира, – любой ценой защитить Эллу. Потеряем ее – потеряем все. Я закончила. Так выглядит сейчас наш план. Жизнь и безопасность Эллы превыше всего. А спасти ребят – вторично. С ними и так все будет хорошо. Большинство из нас даже во время базовой подготовки терпели вещи похуже.

Хайдер смеется.

Стефан радостно хмыкает в знак согласия.

– А как же Джеймс? – взываю я. – Как же Адам? Они не такие, как вы, ребята. Их к такому дерьму не готовили. Ради всего святого, Джеймсу всего десять лет.

Назира переводит на меня взгляд и осекается, всего на секунду.

– Мы постараемся, – заверяет она.

И хотя в ее словах звучит искренняя поддержка, это все, что она может мне предложить. Постараться.

И точка.

Мой пульс начинает скакать.

– Подождите-ка. Мы что, закладываем риск их смерти? – уточняет Уинстон. – Ставим на кон жизнь десятилетнего ребенка? Пусть он побудет в плену, пусть его мучает какой-то псих? Вы издеваетесь?

– Иногда без жертв не обойтись, – замечает Стефан.

Хайдер пожимает плечами.

– Нет, нет, нет! – Я в ужасе. – Нужен другой план. Получше. План, при котором все спасутся.

Назира смотрит на меня сочувствующим взглядом.

И этого достаточно, я встаю во весь рост.

Разворачиваюсь, и мой ужас мгновенно превращается в гнев. Иду прямиком к Уорнеру, который сидит в углу, точно бесполезный кусок мяса.

– А ты? – обращаюсь я к нему. – Что ты об этом думаешь? Нормальная ситуация – оставить братьев умирать?

Повисшая тишина действует удушающе.

Уорнер долго не отвечает, а все присутствующие ошарашены моей глупой попыткой. Я только что нарушил негласное соглашение – сделать вид, что Уорнера не существует. Однако теперь, когда я спровоцировал чудовище, всем интересно, что будет дальше.

В конце концов Уорнер вздыхает.

– Для меня многое норма, Кишимото, – произносит он, не поднимая головы.

Я слишком далеко зашел, чтобы так просто сдаваться.

– Чушь! – Я сжимаю кулаки. – Полная чушь! Ты лучше, чем хочешь казаться.

Уорнер даже бровью не ведет, так и продолжает пялиться в пол. И я вроде понимаю, что идти с ним на конфликт не стоит – понимаю, он сейчас очень уязвим, да только сдержаться не могу. Не могу спустить все на тормозах, не могу сдаться.

– Вот так, значит? После всего, что было, ты просто дашь Джеймсу умереть? – Сердце в груди барабанит, сильно и гулко. Безысходность усиливается, стремительно нарастает. – Что бы сейчас сказала Джей, а? Как бы она отреагировала на то, что ты позволишь убить ребенка?

Уорнер встает.

Быстро, слишком быстро. Он уже на ногах, и мне вдруг кажется, что я виноват. Я думал, что бравирую, а теперь испытываю лишь сожаление. Отступаю в нерешительности. Уорнер идет за мной. Встает напротив, изучает меня; я не могу выдержать его взгляд дольше секунды. Его бледно-зеленые глаза… и в лучшие-то времена в них сложно смотреть, они сбивают с толку. А сегодня… сейчас…

Отворачиваясь, замечаю, что его пальцы до сих пор в крови. Кровь размазана по горлу. Кровь засохла, вплетаясь прядями в его золотые волосы.

– Смотри мне в глаза, – велит он.

– Хм, нет уж, спасибо.

– Смотри мне в глаза, – повторяет Уорнер, на сей раз тише.

Не знаю почему, подчиняюсь. Не знаю почему, сдаюсь. Не знаю почему, в глубине души все еще верю в него и надеюсь разглядеть в его глазах хоть что-то человеческое. Но когда я все же смотрю на него, то теряю надежду. Уорнер холодный. Отчужденный. Все не так.

Не понимаю.

Ведь я тоже убит горем. Я тоже расстроен. Однако я не превратился в другого человека. А Уорнер… Где тот парень, что собирался сделать предложение моей лучшей подруге? Где тот парень, что бился в приступе панической атаки на полу спальни? Где тот парень, который так хохотал, что на щеках появлялись ямочки? Где тот парень, которого я считал своим другом?

– Что с тобой случилось, чувак? – шепчу я. – Ты вообще где?

– В аду, – отвечает он. – Наконец-то я его нашел.

Я просыпаюсь волнами, меня медленно омывает сознание. Разрываю поверхность сна, хватаю воздух, и тут же меня утаскивает

другое течение

другое течение

другое

Меня окутывают воспоминания. Я сплю. И когда сплю, мне снится, что я сплю. В этих снах мне снится, что я умерла. Не могу отделить реальность от выдумки, не могу сказать, где сны, а где явь, не могу сказать, сколько времени утекло, может, дни, а может, и годы, кто знает, кто знает… начинаю…

про

бу

ждать

ся

Я проснулась, но все равно грежу. В грезах вижу красные губы и нежные пальцы, вижу глаза, сотни глаз, чувствую воздух и злость и смерть.

Я вижу сны Эммелины.

Она здесь.

Поселившись в моей голове, она притихла. Успокоилась, замкнулась. Спряталась от меня, от всего мира. Ее присутствие меня тяготит; она затухает, ее разум медленно разлагается, оставляя за собой гниющий след. И мне тяжело. Я не способна нести этот груз, не важно, сколь сильной меня сделала Иви, я неспособна, несовместима. Во мне недостаточно места, чтобы вобрать оба наших разума. Эммелина слишком могущественна. Я тону в ее разуме, я в нем тону, я

вдыхаю,

когда моя голова снова показывается на поверхности.

Втягиваю в легкие воздух, молюсь, чтобы глаза открылись, а они издевательски хохочут. Глаза хохочут над легкими, которые задыхаются от боли, отдающей в позвоночник.