— Купить. Мелких денег у нас не хватит, значит, придется разменять золотой.

Данн опустил одну из полосок ткани с монетами в свой мешок, другую — в мешок Маары.

— А теперь ложись спать, я покараулю.

Маара улеглась между камнями, подложив руку под голову, и сразу заснула. Проснувшись, она не обнаружила Данна возле себя, но не успела испугаться, как ощутила его ладонь на губах и услышала шепот:

— Замри! Там люди…

Пониже и ближе к водопаду слышались шаги. Неуклюжие шаги: все время сыпались и отскакивали от скал срывающиеся из-под ног камни и щебень. Уже рассветало. Маара и Данн высунулись из-за камня и увидели спускающихся вниз мужчину и женщину. Те остановились, посовещались, потом легли и заснули.

— Устали, — шепнула Маара.

Данн осторожно двинулся к спящим. Когда он останавливался, в утреннем полумраке его можно было принять за один из валунов. Он нагнулся над распростертыми на земле телами — и почти мгновенно снова оказался рядом с Маарой, сжимая в руке украденный мешок. Они вытряхнули содержимое мешка на камень. Немного. Высушенные фрукты да плоские хлебцы. Данн сразу же разделил фрукты и принялся уплетать свою половину. Маара подумала, что эти двое из какого-нибудь места еще дальше скальной деревни, а там вообще негде взять пищу.

— А как же они? — прошептала Маара.

Брат уставился на нее, пытаясь понять, что она ощущала и чего ожидала от него.

— Ешь, — прошипел он с полным ртом. — Ешь, если хочешь выжить.

Маара принялась жевать. Хлеб спрятали в ее мешок.

Данн осторожно, чтобы не греметь, приспособил бидоны на палку, убрал ворованный мешок в свой. Они взвалили палку с поклажей на плечи и продолжили подъем. Когда добрались до верха, солнце тоже стояло в зените. Они обернулись, осмотрелись, кинули взгляд на юг, на вздымающиеся с черной земли сизые дымки последышей большого пожара. Огонь едва виднелся далеко на юге, на линии горизонта.

Между ними и огнем лишь серые камни да черная выжженная земля, ни пятнышка зелени. Они пошли вдоль реки, питающей водопад. Маара шагала легко, поспевая за Данном. Она замечала, что становится сильнее, набирает вес, хотя, коснувшись своего бедра или предплечья, сразу натыкалась на кость.

Перед ними раскинулась громадная котловина, окруженная со всех сторон горами. Река вытекала из маленького озерца. Та же, знакомая картина: была здесь вода, заполняла она всю котловину, переливалась потопом через край — но сейчас покрывает высохшее дно сетка растрескавшейся засохшей грязи, местами рассыпавшейся в пыль. И кости, конечно, везде кости.

В воде озерца — скорее, большой лужи — Маара заметила шевеление.

— Там, наверное, драконы!

— Нет, драконы передохли. Но жалохвосты остались.

— Тогда в воду нельзя.

— Не стоит. Я проходил здесь… Сунул ногу — еле отдернуть успел. Тут же подскочил, скотина.

Воздух в котловине оказался намного чище. Пыль все равно висела в воздухе, но не было гари и дыма. Скоро вышли к деревне. Дома не из камня, а из больших блоков-кирпичей, крыши соломенные и травяные. Здесь тоже бушевал пожар, но давно, гарь смыло и снесло ветром. Соломенная кровля домов выгорела, они стояли без крыш. Жители покинули деревню. Данн и Маара обошли все дома один за другим, заглянули в каждое помещение, и везде Данн подпрыгивал до верха стен, проверял, не осталось ли там чего. Он говорил, что люди прячут там, под крышей, ценные вещи и могли их впопыхах забыть. Резервуаров для воды в этих домах не было, но в каждом доме имелись большие, неподъемные кувшины. Пищи они не нашли нигде, кроме самого последнего дома, который осаждали скорпионы. Данн прогнал скорпионов, а в доме нашел кувшин, доверху набитый сухими листьями, съедобными и питательными, как он утверждал. Листья они взяли с собой. Упаковывая листья, они услышали голоса и затаились. Мимо прошли обворованные ими мужчина и женщина. Таких людей Маара увидела впервые: копны черных волос и почти черная кожа. Худобой эти двое от нее не отличались, можно было подумать, что их ветер колышет.

Данн подтянулся, чтобы посмотреть под застрехой. В этом доме выгорела не вся кровля. Он издал радостный возглас, протянул руку и скинул вниз что-то завернутое в слегка обгоревшую ткань. В ней оказалась рубаха из того же материала и примерно того же покроя, что и туника Данна. Маара тут же стянула свою коричневую змеиную кожу и облачилась в находку, не в состоянии сдержать слез радости. Она хотела швырнуть ненавистную тряпку в угол, но Данн перехватил ее.

— Продадим, — сказал он, засовывая ее в мешок Маары. Теперь у них было семь таких одежек.

Сменив одежду, Маара ощутила, что всему старому пришел конец, что начинается новая жизнь, хотя одежду эту кто-то уже носил, она побурела от времени, пыли и чужого пота. Но она могла выстирать свое приобретение и сжиться с ним. Данн снова извлек из мешка полоску с монетами, Маара обвязала ее вокруг туловища, и под толстой тканью свободной рубахи полоски не было заметно. Прибрали и ткань, из которой извлекли это новое платье Маары.

Они вернулись к берегу озерца и остановились, глядя на воду. Маара думала, как бы платье выстирать да на себе и высушить. Погруженная в эти практические соображения, она вдруг с удивлением заметила новое выражение на лице брата. Страх? Гнев? Боль? Он глядел на воду, на засохшую грязь вокруг, перевел взгляд на горы. Маара ничего не понимала.

— Почему? — прошептал он. — Почему? Не понимаю. Здесь была вода. До самых гор. Почему все сохнет, почему нет дождя, почему? Должна же быть причина.

Данн подошел к сестре, схватил за плечи, заглянул в глаза, как будто ожидая от нее ответа.

— Вот и в тех городах, — сказала она. — Там жили люди, тысячи лет, Дэйма говорила, а теперь там пусто.

Маара произнесла слово «тысячи», потому что слышала его от Дэймы, но не знала ничего, кроме десяти пальцев на руках да десяти на ногах. Учили ее и еще чему-то, дома и в школе, но сотни и тысячи и другие слова — колдовское страшноватое число миллион — означали для нее примерно одно и то же, безразмерную неизвестность.

Данн опустил руки.

— Кости и кости, все время идем по костям. — Она понимала, что в умные, проницательные глаза Данна просятся слезы, но губы его не дрогнули. — Когда я проходил здесь, направлялся за тобой, я видел человеческие черепа. Много, горы… Не сосчитать! — Его глаза приблизились к ее лицу, щекой она чувствовала его тепло. — Почему, Маара? Почему мы ничего не понимаем? Никто ничего не понимает.

Он отвернулся, поднял свой конец палки, подождал, пока сестра поднимет свой.

— Там у них лодка была неделю назад. — Голос его уже приобрел обычное звучание.

Они шли осторожно, подальше от воды, опасаясь случайно пережившего все невзгоды озерного дракона или большого ящера. Жалохвосты сопровождали их клацаньем клешней. Маара размышляла. День, неделя, год… Каждое слово что-то означает, хоть вроде и роняешь их бездумно. День — свет, солнце сияет или просвечивает сквозь облака, а потом темнеет, наступает ночь. Но вот неделя… год… уже сложнее. Она мучительно пыталась вспомнить, чему ее учили. Да, учили, но никак ей не вспомнить, что означает год, почему идет дождь и почему наступает сушь, почему светят звезды… Конечно, отец показывал ей звезды, рассказывал о них: «Глянь, вон та звезда…» Теперь она даже имен их не помнит.