Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игарт разрядил в них магазин – они залегли. Надолго ли?
Боли пока нет. Но несколько минут, и… его скрутило. Он закашлялся, и кровь хлынула горлом. Казалось, что мозг внутри черепной коробки взбивают миксером. Игарта прошиб холодный пот, он застонал, обернулся – бандерлоги, подобравшиеся близко, прыснули врассыпную.
«Надо идти к воротам. Потому что это слишком глупая, слишком мучительная смерть, – думал он, ковыляя к цели. – Со мной этого не может быть. Самое время проснуться. Ну же…»
Вторая волна боли повалила его на бок. Поджав ноги, он корчился и наблюдал за расплывающимися от слез фигурами бандерлогов, которые уже ничего не боялись.
«Это конец. Они ведь будут меня жрать, как свиньи – того сталкера», – подумал он и попытался встать, но не смог даже подняться на колени. Тогда он снял пистолет с предохранителя, положил палец на спусковой крючок и поднес ПМ к виску.
Бандерлоги загукали, попятились.
В глазах потемнело. Палец выжал спусковой крючок, и мир взорвался миллионом цветных осколков, тающих в темноте.
– Зачем ты приперся в офис?! – напустился Фрайб на Маузера. Он так нервничал, что брызги слюны долетали до лобового стекла. – Не мог написать мне в аську? Или, в крайнем случае, позвонить? В офисе полно их людей! Братишка, ты же всех нас выдал, мать твою, с потрохами!
Маузера этот натиск слегка обескуражил. В ином случае он бы уже двинул скандалиста локтем по зубам (это было с руки) и наслаждался хлюпающими звуками, которые бы издавал гений, пытаясь унять кровотечение. Но гений был инвалидом! Маузер столкнулся с тем, что подкованная в психологии умница Ольга называла «когнитивным диссонансом». Вроде врезать сопляку бы не мешало, чтоб знал, на кого тявкает, но это побуждение наталкивалось на внутренний запрет обижать слабых и беспомощных.
– Ничего криминального. Я много где побывал, со многими побеседовал. Работа такая.
– Ты в линзах? – неожиданно спросил Фрайб.
– Нет, – бросил Маузер.
– Точно?
– Точно…
– А ну, посмотри на меня!
Детектив повернулся, и Фрайб направил ему в глаза луч диодного фонаря, бог весть каким образом материализовавшегося в руках гения. Маузер отшатнулся, машина вильнула, едва не вылетев на забитую транспортом встречную полосу. Завизжали шины, заголосили сигналы.
– Долбанулся, что ли! – Маузер покрепче стиснул руль и перестроился в правый ряд.
– Это, блин, важно, чтобы ты был не в линзах! – продолжал Фрайб. – Я все объясню! Только езжай!
– Куда? – мрачно спросил Маузер.
– Гони на Строгинский мост, и дальше – к станции Щукино, – азартно ткнул пальцем вперед Фрайб. – Только веди аккуратней, мой мозг – самое ценное вещество на этой вонючей планете, и если из-за тебя он окажется размазанным по асфальту…
– Рассказывай! – потребовал Маузер.
Гений фыркнул, потер лоб.
– Ты слышал о наших квантовых компьютерах, так? – торопливо спросил он.
– Слышал, – отозвался Маузер, поглядывая в зеркало заднего вида, где отражался собеседник. Глаза Фрайба лихорадочно блестели, кадык ходил ходуном.
– Ты знаешь о лабораториях в медицинском центре Артюхова?
– Знаю, – снова буркнул Маузер.
– Знаешь, что эта больница – фактически хоспис?
– Мне приходило такое в голову.
– Зашибись… – Фрайб потер руки. – Знаешь, что квантовые компьютеры очень близки по производительности и принципу работы к человеческому мозгу? Для них даже пришлось разрабатывать специальный язык программирования, он основан на нелинейных логических алгоритмах… это я его создал!
– Я наслышан.
– Наслышан он… Да в любой нормальной стране я был бы уже миллионером! – Фрайб саданул кулаком по сиденью. – А здесь мне приходится шифроваться! Жить подобно хорьку облезлому…
– Короче, Склифосовский! – прервал гения Маузер.
– Что – короче? – вскричал Фрайб. – Знаешь, что такое квантовая запутанность?
– Нет, – ответил детектив устало, он уже жалел, что связался с психом, но все-таки решил дослушать его до конца – вдруг всплывет что дельное.
– Кто бы сомневался! – сверкнул глазами Фрайб. – Квантовая запутанность – это такое явление, когда два или более объекта оказываются взаимозависимыми. Изменяется свойство одного объекта – одновременно свойства других меняются на точно такое же. Это, блин, очень просто понять! Связь остается, даже если объекты удалены друг от друга на десятки, сотни километров. На парсеки, в конце концов!
– Продолжай, – бросил Маузер.
– В «Мысе доброй надежды» – умирающие люди, которым нечего терять! А им фактически обещают бессмертие! Нужно только заполучить разрешение на рисковый эксперимент… впрочем, он не такой уж и рисковый, – поправился Фрайб. – Технология уже обкатана, все идет, как будто вазелином смазали.
– Обманывают? – предположил Маузер.
– Черта с два – обманывают! Мозг больного вводят в состояние квантовой запутанности с новым суперкомпьютером. Таким образом мы получаем цифровую копию личности, которая продолжает жить в машине, после того как тело умрет от болезни. Перед смертью тела, само собой, запутанность разрывается. Но разум и душа, если последнее слово тебе о чем-то говорит, остаются в кластерах памяти, как в сейфе.
Детектив мотнул головой. Все это походило на бред из дешевых фантастических романов, которыми увлекалась Ольга. Фрайб как будто уловил мысль Маузера, подался вперед и горячо заговорил:
– Это – не фантастика. Произошла новая научно-техническая революция, но об этом мало кто знает. Тупые обыватели живут, уткнувшись носом в экран смартфона, не выбираясь из социальных сетей. Появился новый рычаг воздействия на цивилизацию. На рычаг уже давят, а людишки – ни в зуб ногой! – Фрайб перевел дух и продолжил: – Я не занимался квантовой запутанностью и «оцифровкой» клиентов «Мыса доброй надежды». Это делал профессор Можайский, член Академии наук, местный доктор Франкенштейн. Я поначалу работал над языком программирования, позднее меня перевели на ведущую должность в «Парадиз». А знаешь, братишка, что делает «Парадиз»?
– Программное обеспечение? – осторожно высказался Маузер и покосился на Фрайба с недоверием. Хоть Маузер и превосходил его в силе в десятки раз, но, как и к любому психу, относился с осторожностью.
– Фи, это общие слова, – отмахнулся Фрайб. – Мы создали виртуальную среду, симулятор жизни. В эту среду мы поместили оцифрованные личности клиентов «Мыса доброй надежды». Первоначально это было сделано с благими намерениями: человеческому разуму, запертому внутри ячеек памяти, сложно не свихнуться в постоянном состоянии сенсорного голода. Поэтому мы сделали мирок, в котором они ходят-бродят, пьют-едят, дружат и враждуют друг с другом… Все как по-настоящему!