Вот и сегодня на уроке я узнала, что, оказывается, бренд «Жиллет» настолько популярен в Португалии, что превратился в родовое название для всех бритвенных станков с одноразовыми лезвиями.

– Вы бреетесь электрической бритвой или «Жиллет»? – спросила сеньора профессор мужскую половину нашего класса.

Дэйв хотел ей ответить, что не бреется ни тем ни другим, потому что предпочитает шотландский бренд Grants of Dalvey, но вместо этого ответил, что не бреется ничем.

– То есть ты вообще никогда не бреешься? – Сеньора профессор переспросила с улыбкой ежедневно гладковыбритого Дэйва.

– Нет, не бреюсь! – широко улыбнулся ей в ответ балагур Дэйв. Он, конечно же, осознал допущенную ошибку, но решил не сдаваться.

– Дэйв, завтра в школе без своих родителей можешь не появляться! – Наша сеньора профессор, при всей своей неприступной временами серьезности, тоже умеет шутить. Судя по тому, что слова «профессор» и «учитель» в португальском языке пишутся и произносятся совершенно одинаково, профессия учителя здесь очень почетна и уважаема.

– Раз ты не бреешься и у тебя не растет борода, значит, тебе двенадцать лет. Или тринадцать. Не больше. Завтра буду разговаривать с твоими родителями о том, что ты опять не выучил домашнее задание, – добавила она и громким хлопком закрыла свою тетрадь.

Вот так вот. Выходит, что электробритва в Португалии может быть любой марки, а станок – только такой, которого «лучше для мужчины нет». И называется он «Жиллет», даже если он «Браун». Тем не менее, при всей популярности бритвы «Жиллет», в Лиссабоне есть самые настоящие действующие цирюльни. И выглядят они как декорации к историческому фильму! Например, та, что на улице с зимним названием 1 de Dezembro. Правда, если туда заглянуть, то можно заметить, что клиентов там немного. А те, кто есть, – не наши ровесники, а неторопливо-никуда-не-спешащие португальские старички-пенсионеры. Из тех, кто, являя собой живую декорацию к португальским картинкам жизни, неспешно посиживают с неизменной газетой на террасах кафе, играют в лото в скверах, смотрят под кружку пива телевизор в ресторанах «по соседству» или неспешно толкуют о своем (а может быть, и о вечном) с хозяином газетного киоска. Помимо круглых железных будок с витиевато-литыми крышами, газетные киоски, устроенные прямо в подъезде жилого, и обычно с историей, дома, тоже являются воплощением лиссабонского стиля. Когда будете проходить по улице São Mamede, загляните в подъезд дома номер 64, и вы, я уверена, согласитесь со мною, что такой книжный киоск – это то, что делает Лиссабон неповторимо уникальным.

Все там же, на улице São Mamede, в доме номер 54, я обнаружила химчистку в не менее старинном стиле, чем газетный киоск в доме по соседству. Наверное, именно так и выглядели все лиссабонские химчистки до того, как Лиссабон наводнила сетевая «5 à Sec». Я бы обязательно что-нибудь туда сдала, чтобы ощутить себя главной героиней фильма пятидесятых годов, но, по иронии судьбы, я обнаружила эту старинную химчистку в тот же самый день, когда отнесла в ближайшую к моему дому «5 à Sec» кашемировый свитер и шелковую тунику.

– Когда будет готово? – спросила я приемщицу в «5 à Sec».

– Шестого, – прошелестела она сама себе под нос.

– Шестого? – изумилась я. – Почти через месяц?!

– Sexta-feira, – ответила она на этот раз вполне отчетливо.

Sexta-feira – это пятница. То есть уже послезавтра. Приемщица, отвечая, проглотила «фейра», и поэтому я решила, что будет готово аж шестого. «Шесть» по-португальски seis (сэйш), «шестой» – sexto (сэйшту). Очень созвучно sexta-feira, вы ведь согласитесь со мной? Созвучно, потому что есть в этом своя логика. Для меня пятница – это пятый день недели, а для португальцев – шестой. А первый – не понедельник, а воскресенье – domingo. Фамилия великого тенора – сложно не запомнить такой день недели. И тем не менее письменное краткое обозначение португальских дней недели меня до сих пор вводит в легкий ступор. Все никак не могу привыкнуть, что если на двери написано: «Horario de funcionamento de 2ª e 5ª», то это означает, что приемные дни – не вторник и пятница, а понедельник и четверг. Четверг всегда был моим самым любимым днем недели. Потому что четверг – это многообещающее предвкушение выходных.

Ленивый вечер четверга дома у Педру. Под суши из какого-то сверхнового и суперактуального японского ресторана мы смотрели программу про дельфинов по National Geographic и болтали обо всем понемногу. Бездельничали. Обожаю бездельничать! Я уверена, что у меня к этому роду занятий прирожденный талант. Но так уж устроена моя жизнь – реализовать его в полной мере у меня пока нет никакой возможности. Поэтому я очень боюсь, что войду во вкус этого занятия и забуду, как выйти обратно. А так хочется расслабиться и плыть по течению! Плыть по течению – вовсе и не плохо. Главное, выбрать правильное течение. А еще главней – приятное.

Я сидела, поджав ноги, на огромном, морщинистом, как шарпей, диване. В отличие от Педру, он мне понравился с самой первой минуты нашего знакомства. Потом я узнала, что этот диван называется Togo и является продуктом творческой мысли дизайнера Мишеля Дюкаруа. Создан в 1973 году, а выглядит суперсовременно. Из окна – панорамный вид на старый город и реку Тежу. На полу гладкошерстный, но необычайно мягкий ковер. Красный с витиеватым орнаментом.

– Красивый ковер, – восхитилась я вслух.

– Арабский. Семнадцатый век. От прабабушки достался. А ей от ее прабабушки, – пояснил Педру.

– Вы в Португалии любите все арабское.

– Любим? Не знаю. Это наша история. Мавры.

– А что такое saudade? – спросила я Педру.

– Тоска по тем временам, когда мавры были изгнаны из Португалии.

– Серьезно?

– Не очень, но доля правды в моей шутке есть. Уж такой у нас, португальцев, характер, в свое прошлое мы обращены больше, чем в настоящее.

– Почему?

– Не знаю. А что еще нам остается? После всех наших достижений, свершений и великих географических открытий двадцатый век подкинул нашей стране горькую пилюлю. Да и сейчас с этим кризисом тоже мало поводов к веселью.

– Можно подумать, что двадцатый век подкинул горькую пилюлю только Португалии. Ты вот сравни, например, последствия Второй мировой войны для России и для Португалии. Да они просто несопоставимы!

– Зато у нас страной правил диктатор. Он довел Португалию до ручки!

– Можно подумать, что нами диктатор не правил. Да вся история России – это история диктатуры. И только…

– Сами виноваты, – не дав мне закончить свою мысль, ответил Педру. – Мы, португальцы, не смирились с диктатурой в нашей стране и организовали Революцию гвоздик. Мирную, а не кровавую, как ваша большевистская революция.

– Ну и замечательно. И о чем тогда переживания, если вы такие молодцы?

– Ты не понимаешь, – разгорячился Педру. – Мы, некогда крупнейшая империя мира, и вдруг пришли к такому упадку! Это очень несправедливо, но именно это, на мой взгляд, и явилось результатом своеобразной ностальгической пассивности нашего народа. А ведь мы великая нация с великой историей!