своему отражению рукой, взяла пузырек с духами и, не жалея, набрызгала на шею.

***

Глупо получилось. Не надо было извиняться. Раз уж сделал дело, чего теперь-то извиняться. Естественно, она обидится. Любая бы обиделась на ее месте и могла концерт устроить. Вот Богдана могла показать концерт, что она периодически устраивала. Она могла истерику на ровном месте закатить, с огромными слезами, с заламыванием рук, с писклявым криком, с несчастными вздохами. А Лика просто обиделась, ничего не сказала, ушла.

Разве можно после этого извиняться? Это равносильно сказать: «Я вообще не хотел тебя целовать. Ты меня вообще не привлекаешь. Ты мне вообще не нравишься, чтобы тебя целовать».

– Блин – процедил через зубы Владимир – надо было не извиняться. Да, одичал ты совсем в своем чистом поле, совсем забыл, как с девушками общаться.

Когда Лика бегала по кухне в панике и причитала о том, что в ее собственном доме нельзя будет жить, Владимир думал совсем о другом. То есть только о Лике. Красивая, милая, испуганная женщина. Ему так хотелось быть для неё опорой, защитить её.

Со вчерашнего вечера хотелось её защищать, с того самого момента, когда она попыталась вооружиться его ножом и прятала в кармане его же халата. Тогда он поймал себя на мысли, что хочет её защищать от этих уродов, которые выкинули ее без сознания в овраг. И более того, он хочет найти этих уродов и надавать им по макушке.

Всё-таки не надо было извиняться.

Хотя в этой ситуации есть огромный плюс: Лика пришла в себя, перестала паниковать, бояться, бегать по квартире как ошпаренная индюшка. Не всё конечно перестала бояться, но собственный дом ей уже не страшит – ушла в какой-то угол своего собственного дома.

Владимир вернулся в холл, стал рассматривать фотографии на стене. Вот две молодые жизнерадостные девушки на фоне осеннего парка. Лику он узнал сразу, только на фото она на несколько лет моложе. Вторая девушка очень похожа на Лику – сестра. Они счастливо улыбались в объектив. Интересно кто их фотографировал? На другой фотографии они же, рядом мальчик лет десяти, видимо племянник Миша. Мальчишка брюнет с карими глазами. На другой фотографии – красивый мужчина с обаятельной белоснежной улыбкой в тридцать два зуба – портретное фото. На соседней – родители – две сестры очень похожи на мать. А вот мальчишка постарше – лет семнадцать, карие глаза грустные, прячется от объектива, его поймали в кадр и сфотографировали.

– Лика – крикнул он.

– Что? – спросила она рядом.

Владимир оглянулся. Она стояла в коридоре, смотрела на него, и кажется, еще обижалась. В черных брюках она смотрелась еще стройней, а блузка выгодно подчеркивала талию и грудь. Выгодно для Лики. Владимира же эти выгодные подчеркивания лишили здравого ума и мыслей в голове. Он отвел взгляд от ее выгодно подчеркнутых форм.

– Лика, у тебя есть знакомые альпинисты?

– Нет – от удивления, она перестала обижаться и прошла в холл.

– А каскадеры или спортсмены?

– Каскадеров точно нет. А спортсмены? Я не знаю. Спортом многие занимаются. Это сейчас модно. Тренажерный зал и фитнес.

– Фитнес и спорт это разные вещи. А такие, которые могут спускаться на верёвке, без страховки, с семидесяти метровой высоты, при этом специальными инструментами вырезать отверстия, открыть окно, проникнуть в твою квартиру, а потом таким же путем вернуться обратно на крышу. Нет, – возразил он сам себе – он не возвращался обратно на крышу по веревке, он вышел через дверь, потому что окно закрыто изнутри.

Лика неуверенно пожала плечами:

– Нет знакомых с супер способностями.

– Плохо, что ничего не украли. Это подтверждает, что охотятся на тебя, Лика, – Владимир присел на диван – Ты сказала, что Царев хочет завладеть твоей фирмой, но ты не подписала важные для него договора. А где ты хранишь правоустанавливающие документы? Дома?

– В офисе. – Она осеклась на полуслове, не хотела, чтоб он знал о ее обеспеченности, но сама сболтнула про фирму, когда про Царева говорила. «Ну и ладно, так даже лучше, пусть знает. А он, кстати, спокойно говорит об этом. Может ему это не важно?» – подумала она и ответила – Там сейф есть и охрана.

– Могли искать эти документы?

– Получается, они хотят взять документы, без моего согласия составить нотариальный договор и вынудить меня подписать его. Но по своей воле я не подпишу. А как они меня вынудят?

– Есть уйма способов.

– Не перечисляй! Не надо!

– Не собирался – жёстко ответил Владимир.

– А почему вообще я распереживалась? Нет доказательств, что меня хотят убить. Может, воры просто не успели украсть мои украшения. Их спугнула тетя Маша.

Совсем недавно она паниковала, бегала по квартире и истерила, понимая, что ее чуть не убили, она чудом (благодаря Володе) осталась жива. Но это не доказывает, что покушались именно на нее. Возможно, она попала в руки таких грабителей, которые не оставляют свидетелей. Все это она пыталась втолковать себе, у нее это плохо получалось, все ее доводы рушил Владимир. Он уверен в своих обвинениях и подозрениях, а ее доводы неуверенные и хлипкие. Но она уперто стояла на своем.

– Нет, Володь, Царев отпадает. Дорогу я никому не переходила, мешать я никому не должна, знакомых каскадеров и альпинистов, которые желали бы моей смерти, нет. Ограбили меня возле банка, а в сумке нашли паспорт, приехали по прописке и влезли в квартиру, чтобы вынести все украшения.

Владимир пожал плечами и ответил:

– Мое мнение очень сильно отличается от твоего.

Лика поняла, что он сейчас будет переубеждать. А она почти себя успокоила. А он сейчас разрушит ее карточный домик, разнесет в пух и прах ее убеждения. Может и без доказательств, но ведь сомнения в её мозг посеет.

Ей очень сильно захотелось сказать ему, что не интересуется его мнением, но язык не поворачивался, воспитание не позволяло.

Можно было бы переступить через свое воспитание (он же вел себя некорректно после поцелуя, извинялся), но она не успела.

В его кармане затрещал телефон. Именно затрещал. Лика нахмурилась от громкого и противного звука.

– Извини, – опять извинился он перед ней и ответил в трубку – Привет, Слава, забыл тебя предупредить, что сегодня выходной. Дождь сильный был, работать не сможем. А вы уже пришли, ну тогда бригаду распусти. Да? И что там у меня в вагончике?

Он слушал, хмурился, злился до движений в скулах. Лика могла поклясться, что еще немного и его глаза нальются кровью, желваки лопнут от напряжения, а