мальчика еще с Рождества, но решили не сообщать ей, пока она была очень больна. Тем более что, как сообщал сэр Кристофер, Маргарита любила говорить об этом маленьком мальчике, хвалила его «даже сильнее, чем старшего сына – короля». Сэр Кристофер добавил: «Я считаю ее одной из самых пострадавших леди».

Настроение Маргариты не поднял и тот факт, что ее супруг Ангус, возвратившись в свои владения в Шотландии, решил остаться там. Он предпочел договориться с Олбани, а не становиться нищим изгнанником, сопровождая Маргариту, когда она приготовилась бежать на юг к английскому двору.

«Когда речь идет об управлении своими землями и делами, [вдовы] должны полагаться только на себя», – писала Анна де Божё. Маргарита Тюдор – в отличие от Луизы Савойской и Маргариты Австрийской – не следовала этому мудрому совету. Однако она, в отличие от них, не имела преимущества получить уроки Анны.

В «глубокой подавленности», как сформулировал Дакр, Маргарита Тюдор 8 апреля выехала на юг. Гонцы из Шотландии добрались до Лондона раньше Маргариты, но Генрих VIII отказался встречаться с ними, пока не увидится с сестрой. Из Стони-Стратфорда она написала Генриху: «Нахожусь в добром здравии и радуюсь, что еду к тебе, как любая женщина радовалась бы поездке к брату» и что она стремится «явиться перед твоими глазами и увидеть тебя». Она вступила в Лондон 3 мая в триумфальной процессии верхом на белой лошади, присланной королевой Екатериной.

Теперь при английском дворе с сестрой Генриха VIII Марией Тюдор, вдовой французского короля, было три королевы. Впервые с 1503 года отпрыски Тюдоров собрались вместе и, несмотря на недавние испытания Маргариты, новости от двух других означали, что настало время праздновать. В марте в своем лондонском доме Мария Тюдор родила Брэндону сына, а в феврале Екатерина Арагонская впервые родила Генриху здорового ребенка, «веселую маленькую дочь», как написал итальянский корреспондент Эразму Роттердамскому: принцессу Марию.

Венецианский посол Джустиниани прямо написал домой, что рождение всего лишь девочки «вызвало огорчение, поскольку никогда все королевство так страстно не желало чего-либо, как оно желало принца. Все считают, что государство будет в безопасности, если Его Величество получит наследника мужского пола, тогда как сейчас, без принца, подданные не уверены в будущем».

Однако Екатерина Арагонская ликовала, а Генрих был убежден, что дочь, по крайней мере, свидетельствует о хороших перспективах. Он говорил Джустиниани: «Мы оба молоды». Хотя Екатерина хотела сама заботиться о ребенке, Генрих настоял, чтобы вместо того немедленно привезли на место все вещи, одобренные его бабушкой Маргаритой Бофорт, чтобы младенцем с момента крещения занималась леди воспитательница и все было в соответствии с традицией, вплоть до горностаевого одеяла на «государственной колыбели» младенца.

Весь май продолжались праздники с рыцарским турниром, на котором Генрих и его люди выступали в пурпурном бархате с вышитыми золотом розами. Однако за кулисами празднеств нарастало напряжение. Обеим сестрам Тюдор серьезно не хватало денег. Мария Тюдор и ее муж Чарльз Брэндон выяснили, что для того, чтобы ответить на ожидания государства от бывшей королевы Франции, она в основном должна жить в уединении в их загородных владениях. Маргарита Тюдор, в ожидании договоренностей по поводу дохода от своих шотландских земель, зависела от доброй воли брата. Ходили слухи, что ее жизнь в Шотландии закончилась навсегда. Джустиниани слышал, что Генрих ищет предлог, чтобы аннулировать ее брак с Ангусом и выдать сестру за императора Максимилиана.

На самом деле Генрих VIII вел переговоры с Олбани и шотландскими властями, и в качестве первого пункта сделки Маргарите вернули ее гардероб и драгоценности, включая платья из малинового атласа, украшенные брильянтами, из белой тафты с нашитым жемчугом, золотые ожерелья и красную шелковую шляпу с брильянтом, подаренным ей королем Франции. Шотландские лорды даже обещали достать из хранилища в Стерлинге меха, которые преподнес Маргарите ее покойный супруг Яков. Кроме того, они обещали помочь уполномоченным Маргариты рассмотреть дело по ее арендным выплатам. Однако так или иначе, никаких денег не поступало. Перед Рождеством 1516 года Маргарита написала, что ей не на что сделать подарки слугам на Новый год в ущерб собственной чести и чести брата.

Из трех королев в Англии даже Екатерина Арагонская испытывала трудности, несмотря на рождение дочери. Екатерина давно страдала от политики своих родственников на континенте; англичане отдалялись от Фердинанда и императора Максимилиана, видя, что Генрих выдает свою сестру замуж во Францию. Испанский посол жаловался на «странные слова», которые ему кидают, когда он идет по городу, и писал, что чувствует себя словно бык, в которого все бросают дротики. Саму Екатерину ужасали резкие перемены лояльности ее отца. Или (как надеялся испанский посол) она считала благоразумным делать такой вид:

Причина странного поведения королевы состоит в том, что ее духовник, брат Диего, сказал ей действовать так, будто она забыла Испанию и все испанское, чтобы завоевать любовь английского короля и англичан. Она так привыкла к этому, что не будет меняться.

В свое время политическая необходимость снова вернула Фердинанда и Генриха VIII к пусть и напряженному, но союзу, и Екатерина Арагонская опять оказалась в положении примирителя, стараясь пояснять их поведение друг другу. Однако в январе 1516 года, всего за несколько недель до рождения Екатериной дочери, Фердинанд скончался. Его жизнь сократило безрассудство, с которым он «больше следовал советам своих сокольничих, чем докторов». К тому времени политическое положение Екатерины, во всей видимости, уже становилось менее значительным, чем прежде.

Король Генрих всегда искал поддержки в ежедневных политических делах и теперь нашел ее в величавой фигуре кардинала (каковым он стал осенью 1515 года) Томаса Вулси. Взлет Вулси был стремительным: в свои немного за 40 он достиг власти, которую будет удерживать более десятка лет.

Родившись в семье мясника, Вулси после учебы в Оксфорде был посвящен в духовный сан и поступил на службу к Генриху VII, который назначил его королевским капелланом, а затем деканом Линкольна. После восшествия на престол Генриха VIII король отвел ему должность подателя милостыни, но даже это не объясняло последующий взлет. Подъем Вулси в церковной иерархии был ослепительно быстрым: декан Йорка, епископ Турне (за работу по организации там армии Генриха), епископ Линкольна в марте 1514 года и архиепископ Йоркский в сентябре того же года. Годом позже он стал кардиналом, а через четыре месяца после этого его назначили лордом-канцлером. Всего шесть лет спустя после коронации Генриха Вулси играл значительную роль во всех международных и внутренних делах. Кроме того, уже стало очевидно, что его представление об интересах Англии не всегда совпадает с естественной для Екатерины Арагонской происпанской политикой.

Разумеется, Вулси активно участвовал в переговорах с шотландскими лордами в интересах