Как это могло получиться с испанкой Екатериной, которая, несмотря на ее «прекрасный цвет лица», в холодных ясных глазах европейской дипломатии выглядела «некрасивой»? Однако Екатерина Арагонская, кроме прочего, действовала иным образом: работала со своим племянником и бывшей золовкой Маргаритой Австрийской, создавая рамки для «Поля золотой парчи», которые предоставят Генриху совсем другие возможности в Европе. Она мечтала об альянсе с новым императором Карлом, а не с Францией. Как отметил венецианский посол, она, «как испанка», радовалась успеху племянника в имперских выборах.

Мать французского короля тоже прекрасно знала о влиянии Екатерины. Несколько месяцев назад Генрих и Франциск договорились не сбривать бороду, пока не встретятся. Генрих нарушил договор, «по желанию королевы», как уверял Томас Болейн Луизу Савойскую, возможно, стараясь убедить ее в том, что это несерьезно. В конце концов, королева и раньше много раз «настоятельно просила» Генриха избавиться от бороды. Однако Луиза Савойская восприняла это событие иначе. «Разве Ее Величество королева не тетя королю Испании [Карлу]?» – многозначительно спросила Луиза Томаса Болейна. Она, казалось, приняла заверения Болейна, вежливо подтвердив, что «их любовь не в бородах, а в их сердцах».

Однако позже Луиза Савойская спрашивала другого английского посланника, проявляет ли Екатерина Арагонская «какую-то заинтересованность в этой встрече», «Поле золотой парчи». Посланник смог лишь, запинаясь, ответить, что Екатерина не знает «другой радости и утешения в этом мире», кроме содействия всему, что может доставить удовольствие ее мужу.

На самом деле в докладах сообщалось, что Екатерина Арагонская не скрывает недовольства запланированной встречей и находит благодарных слушателей для своей критики среди традиционно настроенных против Франции англичан. «Нет сомнений, что встреча с французами противоречит желаниям королевы и всей знати», – сказали Карлу. Однако встреча была дорога сердцу Вулси, теперь ставшему (по словам одного итальянца) «человеком, который правит и королем, и всем королевством». К тому же международная ситуация до известной степени играла на руку Екатерине. Положение Генриха в качестве противовеса между Францией и Священной Римской империей – человека, который в состоянии определять образ Европы, – было слишком ценно, чтобы им не воспользоваться.

Когда Карл V выразил горячее желание встретиться со своим «дядей» Генрихом (и тетей Екатериной), другая его тетя, Маргарита Австрийская, отправила в Англию солидную депутацию, куда входили и несколько самых близких к ней людей. Они прибыли в начале апреля и подчеркнули, что Генрих может стать первым европейским монархом, с которым встретится Карл после вступления в должность императора. Именно в апартаментах Екатерины Арагонской на встрече с Генрихом и Вулси Англия решила принять предложение. Трепетные заверения Генриха своей жене наводят на мысль о значительной роли Екатерины в принятии решения.

Вскоре после того посланник Генриха VIII во Франции спрашивал, нельзя ли отложить встречу с Франциском на неделю. Франциск отказал, сказав, что Генрих должен быть в Кале не позже 4 июня, поскольку его жена Клод будет на седьмом месяце своей пятой беременности. Однако встреча с Карлом почти провалилась из-за времени года, его плаванье из Испании в Англию отсрочили встречные ветра. Как написал Карл Екатерине из Коруньи:

Нам рассказали об усилиях и энергии, которые вы вложили в организацию этих встреч. Однако поскольку море так переменчиво, что человек не всегда имеет возможность делать, что желает… мы просим вас, если будет задержка, учитывая, что вы уже сделали, постарайтесь убедить нашего брата и дядю, короля Англии, подождать сколько возможно.

В итоге Карл V прибыл к английским берегам 26 мая, на следующий день после того, как Генрих и Екатерина приехали в Кентербери на пути к южному побережью, в день, когда они должны были отплыть во Францию. Однако, поскакав в замок Дувра, чтобы приветствовать гостя, Генрих заставил всю свою огромную кавалькаду ждать четыре дня. Карла встретил архиепископ в Кентерберийском кафедральном соборе, затем привел его в расположенный рядом архиепископский дворец, где ожидала Екатерина в полном королевском уборе. Она расплакалась, обнимая Карла, представителя ее семьи. Его большую свиту, включавшую 200 дам, одетых по испанской моде (это зрелище вызывало у Екатерины Арагонской ностальгические воспоминания), три дня развлекали в Кентербери: три дня банкетов, танцев и игр куртуазной любви, в которой испанские гранды особенно отличались. (Один зашел так далеко, что упал в обморок от красоты одной леди, и его пришлось выносить за руки и за ноги.) Поскольку две свиты, английская и испанская, отправились из Кентербери на южное побережье, их встреча послужила репетицией того, что ожидало англичан впереди, англо-французская королевская встреча.

Екатерина и Генрих отплыли из Дувра 31 мая и уже через несколько кратких часов плавания сошли на берег в Кале. Сама встреча должна была произойти в долине Валь-д’Ор между английской крепостью Гине и французским городком Ардри, чтобы каждый король мог спать на собственной территории. Через четыре дня они выехали в Гине. Первую встречу двух королей назначили на 7 июня, День Святых Тайн.

Потрясающее зрелище радовало их взор. Его готовили несколько месяцев, Англия направила больше 6000 работников. 2000 из них возводили временный дворец Генриха – фантазию с trompe l’oeil (оптической иллюзией): каменные фундаменты и ослепительный ряд новомодных стеклянных окон покрывала крыша из парусины, расписанной под металл. Это было сочетание невиданной роскоши и практичности, или расчетливости. Как заметил один современник, строение можно было полностью разобрать, доставить домой и снова использовать, затратившись только на перевозку. Однако перед дворцом располагались фонтаны со статуями Купидона и Бахуса, из которых били струи крюшона и мальвазии, а по краям стояли серебряные кубки для питья. (Ни одного не украли, как отмечали современники.)

Ряды шатров – синих с золотом, золотых с алым, увенчанных геральдическими животными – соединялись покрытыми переходами, чтобы напоминать планировку дворца. Как залы постоянного дворца, их наполнили ароматами цветов и украсили гобеленами, а в королевскую капеллу доставили священные реликвии. В молельне Екатерины в центре разместили большой щит с гербами Англии и – возможно, дерзкий шаг, учитывая обстоятельства, – Испании.

Поставили еще примерно 300 шатров, в полоску тюдоровских цветов зеленого и белого для кухонь и слуг, и расписанных или расшитых для придворных. Однако и этих помещений всем не хватило; даже некоторые «рыцари и дамы» были вынуждены спать под открытым небом на сене.

Французская сторона подошла к вопросу размещения иначе. В Ардри построили королевский дворец, от которого вела аллея из аккуратно постриженных самшитовых деревьев к большому павильону для банкетов с потолком, расписанным под ночное небо. Однако французы также привезли искусных мастеров, чтобы возвести потрясающие творения на самом «Поле». Павильоны были из прочной парусины, задрапированные более роскошными тканями: синими, лиловыми и малиновыми шелком, бархатом и дамастом с деталями королевских