Но является ли это безусловным благом? Когда все эти исследования собраны воедино, можно было бы сказать, что нет. Проблема в том, что давление опровержения стереотипа меняется тогда, когда вы почти находитесь в ситуации. Оно дает вам дополнительную задачу. В дополнение к обучению новым навыкам, знаниям и способам мышления в школе или в дополнение к попытке поработать наилучшим образом на рабочем месте, как было у женщин в высокотехнологичных фирмах, вы заодно пытаетесь убить призрака в своей комнате, негативный стереотип и его утверждения о вас и вашей группе. Вы ставите перед собой много задач, и потому, что ставки высоки – выживание и успех против провала в важной для вас области, вы испытываете стресс от этой многозадачности.

У нее имеются серьезные последствия. Во-первых, стресс и рассеянность, которую она вызывает (как мы увидим более подробно в следующей главе), может непосредственно влиять на производительность, особенно, когда вы работаете на грани ваших навыков и знаний – именно там, где нужно работать, чтобы учиться и развиваться. Так же, как мы можем увидеть из истории Джеффа и наблюдений Трейсмана, многозадачность может вызвать крайне неэффективные стратегии и закрепощенность. Вы не просто учитесь или выступаете – вы также опровергаете стереотип. Так вы не можете просто бросить зачет по органической химии и запланировать пересдать его в следующем семестре. Может показаться, что вы подтверждаете стереотип как яркую характеристику себя и своей группы. Вы должны держаться, даже если это стоит вам вашего выбранного карьерного пути.

И когда вы понимаете, что стрессовый опыт, вероятно, является хронической особенностью обстановки вокруг вас, вам может быть трудно остаться в этой обстановке, поддерживать вашу мотивацию к успеху там. Опровержение стереотипа – сизифов труд, его придется делать снова и снова пока вы находитесь в области, где применяется стереотип. Джефф, казалось, чувствовал себя так в Беркли: он не мог найти свое место там, где он мог бы считаться своим. Когда мужчины бросают специальности в колледже, то обычно это происходит потому, что у них плохие оценки. Но когда женщины бросают специальности в колледже, как правило, их решение не имеет ничего общего с их оценками. Виновником в их случае не являются их качественные навыки, а скорее, перспектива провести значительную часть жизни в обстановке, где они могут вечно сталкиваться с необходимостью себя проявлять, и хроническим стрессом, который этому сопутствует.

Это не аргумент против усердных попыток или против выбора стрессового пути. Развитие невозможно без усилий, и редко большое достижение или разрыв шаблонов обходятся без стресса. И на благо всех нас многие люди противостоят такому давлению. Мы прочитаем о некоторых из них в следующей главе. Здесь мы концентрируемся на том, что нужно убрать, чтобы сделать эти игровые поля более ровными. Люди, испытывающие угрозы подтверждения стереотипа, уже вовсю стараются. Их идентифицируют с их результатами. У них есть мотивация. Дополнительная борьба с призраками встает на их пути.

Существует синдром, который мой отец, я и многие другие родители, возможно, не оценили полностью. В ограниченных обстоятельствах мотивация опровергать стереотипы может иметь конструктивный характер. Но именно в том месте, где производительность и легкость функционирования являются наиболее важными, пока человек на пределах своих способностей и знаний пытается развиваться и расти в школе и на работе, эта форма мотивации очень часто имеет неприятные последствия. Там, как ни странно, она может вызвать ту самую групповую неуспеваемость, от которой так много родителей пытались предостеречь своих детей.

В главе 9 будут рассмотрены решения этой проблемы, вещи, которые отдельные лица и учреждения могут сделать, чтобы уменьшить это давление и неуспеваемость, к которым оно приводит. Но невозможно завершить эту главу, не отметив, что Трейсман нашел решение проблемы Джеффа, которое работало феноменально. Это решение усиливает возникающий анализ и показывает, что найденные средства против обозначенной проблемы могут быть просты и эффективны.

Он задумал программу, которая касаемо математического анализа сделала попытку заставить чернокожих студентов учиться как азиатские студенты – работать в группах, группах, которые проводили много времени (не менее шести часов в неделю) вместе вне класса, среди прочего обсуждая математический анализ. Он ожидал тех же преимуществ, что и в азиатских группах: когда много людей работали над задачами совместно, они могли тратить пропорционально больше времени на изучение важнейших понятий и меньше времени тратить на подсчеты при проверке ответов; они могли более точно оценить собственное понимание и навыки; они могли быть более уверенными во взаимодействии с преподавательским составом и так далее. Эта попытка сработала. Они улучшили оценки: чернокожие студенты на семинарах Трейсмана теперь поучали оценки за первый курс математического анализа лучше, чем белые или азиатские студенты на занятиях в Беркли. Если бы только Трейсман разработал программу вовремя, чтобы помочь Джеффу!

Семинары Трейсмана учат навыкам группового обучения, что делает непосредственно обучение матанализу проще. Но что эти навыки исправляли? Здесь его антропологические исследования оказались показательными. Они исправляли тенденцию среди чернокожих студентов изолировать себя в качестве защиты и брать на себя обязательство самодостаточности – те самые стратегии, которые могли бы помочь им избежать людей, которые, как они беспокоились, могут стереотипно судить о них, но также изолировали их от необходимой помощи. Не то, чтобы этим студентам не хватало родительского совета. Следование совету вплоть до полного отчуждения было проблемой, и не заставляло их больше интересоваться своей работой. Трейсман разгадал, как они могли лучше реализовать существующий интерес.

В последние годы ряд гениальных ученых начал точно выяснять, что такая опасная для идентичности ситуация делает с человеком, а именно – вызывает проблемы в деятельности и постоянстве, которые инициировали данное исследование. Я считаю, что, увидев подобный эффект, человек, наконец, видит силу опасной ситуации и то, почему, например, она делает совет моего отца, хоть и необходимый, непригодным.

Несколько лет назад Дональд Даттон и Артур Арон, два социальных психолога, попросили группу студентов колледжа, состоящую только из мужчин, перейти через мост Капелано, расположенного недалеко от Ванкувера, провинции Британской Колумбии в Канаде. Мост Капилано представляет собой узкий шаткий переход с веревочными перилами длиной в 450 футов над рекой Капилано на высоте 230 футов. Как только каждый мужчина переходил на другую сторону моста, его встречала привлекательная молодая женщина-интервьюер, которая после того, как он заполнял анкету, давала ему свой номер телефона и предлагала ему позвонить ей, если у него возникнут дальнейшие вопросы об исследовании, которое она якобы проводила.

Даттон и Арон интересовались базовым вопросом о человеческой природе: есть ли у нас прямое знание наших эмоций или мы можем быть настолько оторваны от них, что иногда мы не подозреваем о них или путаем их, ошибочно принимая одну эмоцию за другую?