Но даже сейчас, благодаря физиологическим исследованиям когнитивной нагрузки, мыслям, высказанных Тони Шмадер и Майклом Джонсом и их исследованию мозга, появляется крепкий рабочий консенсус относительно того, как угроза подтверждения стереотипа влияет на нас. Вот он: угроза подтверждения стереотипа и угроза идентичности, личная идентификация, повышают бдительность к возможным угрозам и негативным последствиям в социальной среде, что отвлекает внимание и умственные способности от непосредственной задачи, что ухудшает производительность и общее функционирование, что, в свою очередь, еще больше усугубляет беспокойство, которое еще больше усиливает бдительность в отношении угрозы и отвлечение внимания. В результате создается полномасштабный порочный круг, стоящий дорого для нашей производительности и общему функционированию.

Что-то подобное случилось с Тедом на его занятиях афроамериканской политологией. Это случилось со всеми участниками, подверженными угрозе подтверждения стереотипа во всех экспериментах по угрозе подтверждения стереотипов. Так часто происходит со стереотипизированными людьми на реальных тестах, когда они разговаривают со своими учителями или когда они участвуют в занятиях, работают в лабораториях и на рабочих местах, где они могли бы подтвердить стереотипы, которые они ненавидят. Их разум мечется, кровяное давление повышается, они начинают потеть, удваивают свои усилия, они пытаются опровергнуть стереотип, созданный в своей голове, и то, что они не могут опровергнуть, они пытаются подавить их, мозговая активность, которая лежит в основе бдительности к угрозе, увеличивается, и это еще больше подавляет деятельность мозга, что критично для их производительности и функционирования. Когда работа трудная, то люди часто отстают. Чем больше они стараются, тем больше разочаровываются, и, чем выше ставки на результат, тем больше подобный эффект. И если угроза является частью длительной ситуации в их жизни – частью их длительного опыта на работе, например, в колледже, в отношениях, в школе – тогда такие реакции могут стать постоянными, хроническими личными идентификациями.

И все это время у большинства людей может быть не больше осознания того, что происходит, чем у мужчин, которые пересекли мост Капилано, осознания мысли, почему их так привлекла женщина – интервьюер.

Таким образом, имеется четкий набор фактов. Мы знаем, что угроза подтверждения стереотипов оказывает реальное воздействие на людей. Она заставляет ум метаться и вызывает полный набор физиологических и поведенческих эффектов. Мы знаем, что люди не очень осведомлены о том, как это происходит, или, по крайней мере, они не хотят признать этого. Мы также знаем, что эти угрозы и их последствия – это угрозы и эффекты идентичности, которые идут рука об руку с особой социальной идентичностью в конкретных ситуациях: женщины в углубленной математике, белокожие мужчины на последних десяти метрах стометровки, чернокожие студенты в авангарде своего класса и так далее.

Данные эффекты важны. Но они были изучены, в первую очередь, в экспериментах с одним эпизодом. Таким образом, мне стало любопытно, что происходит, когда угрозы становятся хроническими, когда они являются постоянным опытом в какой-то области жизни. Почему от них страдают школьники в классах, люди на рабочих местах, обладающие разными специальностями колледжа, в разных видах спорта причем не только эпизодически, но и в течение длительных периодов: месяцев, годов, иногда десятилетий? Что с ними происходит тогда?

Факты свидетельствуют о тревожном ответе: если люди находятся под угрозой подтверждения стереотипов или иных личных идентификаций в течение длительного периода, им приходится за это платить. Постоянное дополнительное давление может подорвать их чувство благополучия и счастья, а также способствовать проблемам со здоровьем, вызванным длительным воздействием физиологических последствий угрозы. И все это время, как участники исследования на мосту Капилано, они могут мало осознавать, чем они расплачиваются.

Эта мысль привела меня к простому вопросу: есть ли доказательства тому, что приносит людям долгосрочное воздействие угроз идентификации?

Встречайте новый пример с исследованием, которое провел афроамериканский эпидемиолог и исследователь общественного здравоохранения Шерман Джеймс. Он родился и вырос в Хартсвилле, Южная Каролина. Джеймс специализировался в психологии в колледже Талладега и получил степень доктора психологии в Вашингтонском университете в Сент-Луисе, Миссури. К концу его аспирантуры старый школьный друг рассказал Джеймсу о работе в области эпидемиологии и гигиены окружающей среды. Джеймс был поражен. Он всегда хотел заниматься подобным делом. Прошел год. После окончания университета он неожиданно получил звонок с кафедры эпидемиологии медицинской школы университета Северной Каролины в Чапел Холм. Ему предложили работу – должность ассистента профессора по эпидемиологии. Он не мог объяснить, почему ему позвонили, но он знал, что ответить «да».

В Северной Каролине он погрузился в вопрос о расовой диспропорции в области здравоохранения. Он привел его к известному явлению: афроамериканцы как мужчины, так и женщины имеют более высокие показатели артериальной гипертензии (артериальное давление выше 140/90), чем белые американцы. В недавнем докладе говорилось: «Почти треть чернокожих мужчин (34 %) и чернокожих женщин (31 %) считаются гипертониками по сравнению с 25 % и 21 % белых мужчин и женщин соответственно». Кто-то мог бы подумать, что эти различия отчасти объясняются различиями между черными и белыми людьми по доходам, уровню образования, индексу массы тела, курению и тому подобное – всем факторам, которые вызывают гипертонию. Но различия сохраняются, даже когда они корректируются под действием этих факторов. Кто-то мог бы подумать, что генетика африканского происхождения способствует этой болезни, но черные африканцы лишены повышенного давления.

Джеймс начал писать исследовательский грант. Его подготовка включала опрос амбулаторных черных больных гипертонией в больнице университета Северной Каролины. Один человек ему особенно запомнился, рассказчик и лидер местного сообщества, который порадовал Джеймса рассказами о его жизненных победах.

Мужчина родился в районе верхнего Пьемонта штата Северная Каролина в 1907 году в крайней бедности в семье испольщика[14]. Хотя он, в конце концов, научился читать и писать, он ходил в школу только до второго класса. Вот что пишет Джеймс:

«Еще более впечатляюще […] через неустанную работу и упорство, […] несмотря на огромные трудности, он вызволил себя и свое потомство из долгового рабства испольщины. В частности, к тому времени, когда ему было 40 лет, ему принадлежало 75 акров плодородных земель Северной Каролины. […] Но ближе к 60 годам он страдал от гипертонии, артрита и язвенной болезни настолько тяжелой, что 40 % его желудка пришлось удалить».

Однажды Джеймс пришел беседовать с ним в полдень. Они сидели во дворе. Человек начал свой рассказ о борьбе и победе. Через некоторое время его жена закричала из дома: «Джон Генри, пора обедать». Слушая о борьбе человека перед лицом трудностей, а затем услышав его имя, Джеймс подумал, что оно будет определять всю его карьеру. Имя мужчины было таким же, как у легендарного Джона Генри, «стального человека» из американского фольклора, и сходство между жизнями двух Джонов Генри было трудно игнорировать.