Александер-Гаррет и Тарковский познакомились ещё в Москве[932] в 1981 году и с тех пор изредка общались. Несколько раз они виделись и в Италии. Рот-Линдберг Тарковскому в высшей степени понравился. Режиссёр написал о нём: «Замечательный, удивительно чистый и тонкий человек. Угощал нас потрясающим обедом, который готовил сам. Очаровательный сын по имени Давид… Обязательно поеду к нему с Ларисой».

«Так можно жить», — неоднократно произносил Андрей после посещения знакомых в Италии, а также других странах. Вот и теперь, будучи очарованным семейной идиллией и уютом, он будто собирался показать жене на примере Рот-Линдбергов, какой хотел бы видеть их жизнь. Тарковский приедет сюда ещё не раз (следующий — 30 сентября) не только потому, что ему был симпатичен хозяин дома, но и из-за Давида, которого режиссёр сразу решил снимать в роли Маленького человека. Требований к этому образу было множество, в своём блокноте режиссёр отмечал: «Это одинокий мальчик. Он излучает одиночество и взрослость. Он привык и должен быть один. У него нет друзей, он в них не нуждается. Редко улыбается. Часто уединяется и смотрит куда-то — то ли вдаль, то ли в себя. Несчастен, но не задумывается над этим. В нём чувствуется внутренняя драма. Если его увидеть одного, можно подумать, что это не ребёнок. С таким ребёнком нельзя шутить. Когда в фильме он прыгает или бегает, это оттого, что он хочет прервать бесконечные разговоры отца, которые его ранят. Это не брошенный ребёнок, наоборот, в семье его очень любят. Мать обожает его, но не понимает внутреннего мира сына. Отец требует от него слишком многого, он не считает его ребенком. Своими нравственными проблемами он обременяет мальчика. Мальчик должен быть худ. Его поедают мысли. Внутренний мир его перегружен. Он не знает, как освободиться от этого бремени».

Тема непонимания неоднократно возникает и ярко раскрывается в «Жертвоприношении». Скажем, из разговора Александра и Виктора о театре становится очевидно, до какой степени эти «друзья» далеки и не могут найти контакт. Мать совершенно не понимает дочь и, рассуждая о том, что Отто её поклонник, делает ей больно. Впрочем, Марте куда больнее из-за того, что её возлюбленный — любовник матери. Кстати, тут становится ясно, почему так важно, что девушка всё-таки падчерица, а не родной ребёнок главного героя. Дело не только в том, что это отражает «устройство» семьи режиссёра. Просто в противном случае интрижка Аделаиды и Виктора била бы по дочерним чувствам, и вряд ли уместно было бы говорить о влюблённости. И вообще, о каком понимании можно говорить, если сам Александр утверждает, будто современные географические карты не имеют ничего общего с действительностью?

Работа Тарковского скорее коренится в культуре, чем в судьбе. Источники, сплавившиеся в тигле «Жертвоприношения» — это Чехов, а также средства, образы и типичные герои шведского кино. Доктор, которому хозяйка предлагает обед и себя — непременный участник и той, и другой эстетики.

Найти подходящего ребёнка так быстро — огромная удача. И режиссёр непременно занял бы Давида в фильме, если бы мальчик не находился в том самом возрасте, когда дети чрезвычайно стремительно растут. К моменту начала съёмок сын Орьяна вымахал до такой степени, что на роль уже никак не годился. Поиски начались заново. Тарковский со свойственной ему бескомпромиссностью настаивал, что подбирать исполнителя следует исключительно в детских домах, однако в Швеции такие заведения отсутствовали. В конечном итоге за три дня до начала съёмочного периода, когда режиссёр уже практически утратит всякую надежду, будет найден шестилетний Томми Челльквист, для которого эта роль станет единственной работой в кино[933]. И всё-таки в результате Маленький человек не производит впечатления сироты в привычном русском понимании.

16 сентября[934], наконец, состоялось то, что Андрей, вероятно, рисовал в своём воображении всю жизнь: он впервые увиделся с Ингмаром Бергманом. Впрочем, увиделся ли? Шведский режиссёр проводил встречу со студентами, в рамках которой демонстрировалась картина «Фанни и Александр. Хроника создания фильма» (1986)[935] — документальная лента о работе маэстро над одним из наиболее известных произведений. Примечательно, что автором сценария значился сам Бергман, а снимал картину Арне Карлссон — технический специалист, помощник оператора, а также фотограф на площадке. Именно Арне сделал многие снимки, которые сейчас позволяют представить, как работал Ингмар. Важно, что Карлссон будет снимать и Тарковского во время производства «Жертвоприношения», а также выступит оператором в документальном фильме Михала Лещиловского «Режиссёр Андрей Тарковский» (1988).

После встречи с тем единственным человеком, которого главный герой настоящей книги уважал безоговорочно, в дневнике появилась запись: «Странное впечатление он произвел на меня. Самоуверенный, холодноватый, поверхностный, как с детьми, с аудиторией». Режиссёр умолчал о том, что произошло на самом деле, но об этом рассказывает[936] Лейла Александер-Гарретт: «В вестибюле нас встретили Анна-Лена Вибум и Катинка Фараго. Обменявшись любезностями, Андрей попросил представить его Бергману… Андрей хотел обсудить с ним проект совместной работы, в которую надеялся подключить Куросаву, Антониони и Феллини (на заданную тему каждый из режиссёров должен был снять свой фильм). Бергман стоял в нескольких шагах от нас и оживленно беседовал с группой молодых людей. Андрей сразу же узнал его и заранее радовался встрече. Обменявшись словами с Анной-Леной, Катинка Фараго, директор картины „Фанни и Александр“, направилась к Бергману и что-то зашептала ему на ухо. Бергман выслушал её, но не обернулся в нашу сторону. Побагровев от смущения, Катинка подошла к Андрею и стала объяснять, что Ингмар перед премьерой чрезмерно волнуется, что он вообще патологически боится встреч с новыми людьми». Можно представить себе, как чувствовал себя главный герой настоящей книги, ждавший этого знакомства много лет. Описанный эпизод он, безусловно, предпочёл бы забыть, а потому не включил в «Мартиролог», будто лишая места в истории. Никогда не говорил об этом и Бергман, хотя он неоднократно заявлял что-то в таком духе: «Открытие первых фильмов Тарковского было для меня чудом. Я вдруг очутился перед дверью в комнату, от которой до тех пор не имел ключа. Комнату, в которую я лишь мечтал проникнуть, а он двигался там совершенно легко. Я почувствовал поддержку и одобрение: кто-то уже смог выразить то, о чём я всегда мечтал говорить, но не знал как. Тарковский для меня самый великий, ибо он принес в кино новый, особый язык, который позволяет ему схватывать жизнь как видимость, жизнь как сновидение»[937].

Осадок от странной встречи оставался с Андреем до конца дней. В ходе съёмок на Готланде Юзефсон и Нюквист будут время