слышно опять;

И слияние губ, и касание рук

Только чудом могу я назвать.

Ее губы коснулись лица моего,

Как мечталось мне тысячу раз;

И сияло в слезах ее то волшебство,

Что весь мир изменяет подчас.

Было время дневное, но царствовал мрак;

Нас желанье как гром потрясло.

Позже свет возвратился, и ливень иссяк,

И запомнили руки тепло.

И, как прежде, она улыбнулась тогда;

Поднялись мы, покинули дом,

Вышли в сад — и услышали пенье дрозда

Средь ветвей, напоённых дождём.

И, с собою неся ароматы земли,

Влажных лилий срывая цветы,

Шла она под аркадой, где розы цвели,

Шла по саду, где травы густы.

Мы в саду оставались тогда дотемна;

Затихал умирающий гром;

На стеной монастырской светила луна,

Заливая весь мир серебром.

Холодало. И час возвращаться пришёл.

Нам опять не хватало тепла.

Над порогом взметнулся шуршащий подол,

В тёмном доме любовь нас ждала.

Перевод С. Шоргина

Март

Зимы губитель, ты пришёл опять?

Глашатай лета, шлём тебе привет!

Входи! Тебя не станем упрекать

За неба блёклый и холодный цвет.

Пусть дням твоим живительным вослед

Апрель зальётся песнею дрозда

Во исправленье зимнего вреда!

Входи! Я рад восславить твой приход;

Пусть лета не дано увидеть мне —

С надеждой буду слушать, как поёт

Твой жаворонок утром в вышине,

Забыв о прошлом и грядущем дне:

«О радость снова свидеться с весной!

Какое счастье! Солнце надо мной!»

Но кто же дал нам этот светлый час?

Даритель — Смерть. Забывчивости сон

Она, стеная, стряхивает с нас:

«Да будет вами сей восторг вкушён,

Покуда жизни срок не завершён.

Жизнь коротка. Примите те дары,

Что Смерть и Жизнь вручают вам, щедры».

Перевод С. Шоргина

Марш рабочих

Что за гул, что там за звуки? Что звенит у всех в ушах,

Словно ветра гуд в долине, бурю мчавшего в горах,

Словно волны океана, нагоняющие страх?

Рать народная идет.

Путь куда лежит, откуда? Кто они, кого спросить?

Где, меж адских врат и раем, уготовано им жить?

Можно ль их купить за деньги? Будут верно ли служить?

Гул меж тем идет, идет.

Слышишь, вот удар громовый!

Вот и солнце! Свет багровый:

Гнев, надежда, символ новый.

Рать народная идет.

Прочь от горя, прочь от муки, к счастью, к радости идут.

Целый мир для них жилище, вся земля для них приют.

Попытай, что стоит сделка, если купишь ты их труд,

Время тоже ведь идет.

То — они, что строят домы, ткут одежду, жнут хлеба,

Превращают горечь в сладость, наполняют погреба.

Все — тебе, сегодня, вечно. Где ж награда для раба,

Пока рать его идет?

Слышишь, вот удар громовый!

Вот и солнце! Свет багровый:

Гнев, надежда, символ новый.

Рать народная идет.

Много сотен лет протекших был их труд и слеп и глух,

В горе не было надежды, радость не ласкала слух.

Лишь теперь призыв услышан, с ветром клич пронесся вдруг.

И вот рать уже идет.

Богачи, дрожите, бойтесь! Грозных слов шум полон тот:

«Мы трудились вам и смерти; бой теперь иной пойдет.

Люди мы, и будем биться за достойный жизни ход,

Наша рать вперед идет».

Слышишь, вот удар громовый!

Вот и солнце! Свет багровый:

Гнев, надежда символ новый.

Рать народная идет.

«Значит, бой? Хотите ль гибнуть, как валежник от огня?

Или мир? Так будьте с нами, тем надежду сохраня.

Жизнь встает! И вы живите. Не погаснет светоч дня:

Ведь надежды рать идет.

Мы идем, мы, люд рабочий, и тот гул, что встал во мгле, —

Это битвы шум, несущий нам свободу на щите,

Наше знамя ведь надежда всех живущих на земле,

С нами мир вперед идет».

Слышишь, вот удар громовый!

Вот и солнце! Свет багровый:

Гнев, надежда, символ новый.

Рать народная идет.

Перевод В. Исакова

Richard Garnett (1835–1906)

The Ballad of the Boat

The stream was smooth as glass, we said: “Arise and let’s away;”

The Siren sang beside the boat that in the rushes lay;

And spread the sail, and strong the oar, we gaily took our way.

When shall the sandy bar be cross’d? When shall we find the bay?

The broadening flood swells slowly out o’er cattle-dotted plains,

The stream is strong and turbulent, and dark with heavy rains,

The laborer looks up to see our shallop speed away.

When shall the sandy bar be cross’d? When shall we find the bay?

Now are the clouds like fiery shrouds; the sun, superbly large,

Slow as an oak to woodman’s stroke sinks flaming at their marge.

The waves are bright with mirror’d light as jacinths on our way.

When shall the sandy bar be cross’d? When shall we find the bay?

The moon is high up in the sky, and now no more we see

The spreading river’s either bank, and surging distantly

There booms a sullen thunder as of breakers far away.

Now shall the sandy bar be cross’d, now shall we find the bay!

The seagull shrieks high overhead,