and dimly to our sight

The moonlit crests of foaming waves gleam towering through the night.

We ’ll steal upon the mermaid soon, and start her from her lay,

When once the sandy bar is cross’d, and we are in the bay.

What rises white and awful as a shroud enfolded ghost?

What roar of rampant tumult bursts in clangor on the coast?

Pull back! pull back! The raging flood sweeps every oar away.

O stream, is this thy bar of sand? O boat, is this the bay?

Written in Miles’s “Poets of the Century”

I saw the youthful singers of my day

To sound of lutes and lyres in morning hours

Trampling with eager feet the teeming flowers,

Bound for Fame’s temple upon Music’s way:

A happy band, a folk of holiday:

But some lay down and slept among the bowers;

Some turned aside to fanes of alien Powers;

Some Death took by the hand and led away.

Now gathering twilight clouds the land with grey.

Yet, where last light is lit, last pilgrims go,

Outlined in gliding shade by dying glow,

And fain with weary fortitude essay

The last ascent. The end is hid, but they

Who follow on my step shall surely know.

Rajah and Ryot

Stripped by the tax of all his scanty pice,

Ryot seeks Rajah’s pity and advice:

’ Your coffers store the product of my pains,

And nought for your petitioner remains.

Suffer him, then, whom more you cannot squeeze.

To seek some lord whose vassals live at ease.

And say, to whose allegiance shall I pass?

’Go straight,’ advised the monarch, ’to Madras’.

’ O sir, that land your brother’s rule endures.

And his financial principles are yours’.

’ To Tinnevelly’. ’ That your uncle sways’.

’ Tanjore’. ’ Your nephew’s government obeys’.

’ Then to the devil,’ roared the king, ’ repair’.

’ Alas, great sire, your royal father’s there’.

Ричард Гарнетт (1835–1906)

Баллада о челне

Река блестела, как стекло;

‎Сирены сладко пели;

Взялись мы бодро за весло

‎И вихрем полетели.

В стремленьи радостном своём,

‎Везде минуя мели,

Когда же в гавань мы войдём?

‎Когда достигнем цели?

От ливней пенится река,

‎Шумит меж берегами;

За быстрым бегом челнока

‎Пастух следит очами.

Уносит нас реки разлив,

‎И волны зашумели…

Когда же мы минуем риф?

‎Когда достигнем цели?

Горят пожаром облака,

‎И мы плывём к закату;

Подобна бурная река

‎Расплавленному злату…

Исчезло солнце в лоне волн,

‎Когда ж, минуя мели,

Увидит гавань утлый чёлн?

‎Когда достигнет цели?

Рассеяв дымку облаков,

‎Луна взошла высоко;

Не видно больше берегов

‎Шумящего потока.

Блеснула молния огнём,

‎Раскаты прогремели…

Теперь мы рифы обогнём,

‎Теперь достигнем цели!

Но вал громадный поднялся

‎Внезапно перед нами,

И с треском пали паруса,

‎Залитые волнами.

С собою нас несёт волна,

‎Спасенья нет… Ужели

Нам эта гавань суждена?

‎Ужели мы — у цели?

Перевод О. Чюминой

Певцам века

Я видел юношей, идущих на заре

В храм славы, где сиял огонь на алтаре;

Тропою шли они, усеянной цветами,

И смело звонких струн касалися перстами.

Но истомил одних полдневный тяжкий зной

И прилегли они на отдых у дороги,

Другие же пошли дорогою иной,

А некоторых смерть взяла в свои чертоги.

Теперь настала ночь, но где огонь горит

На дивном алтаре — туда, неутомимы,

Идут последние поэты-пилигримы;

От их усталых глаз конец пути сокрыт,

И вам, грядущее поэтов поколенье,

Вам суждено найти загадки разрешенье.

Перевод О. Чюминой

Восточная сказка

Налогом разорен подобным грабежу,

Туземец умолял о милости раджу:

— Плоды моих трудов забрал ты повелитель,

Остался не при чём смиренный твой проситель.

И так как у меня до капли выжат сок,

То укажи, молю, счастливый уголок,

В котором я бы мог трудиться на свободе. —

— Что ж, — вымолвил раджа, — ступай себе в Мадрас. —

— Но брат твой, господин, в таком же правит роде. —

— В Пенджаб! — Но дядя твой не меньше грабит нас. —

— В Тангер! — Племянник твой в том городе правитель. —

— Ну, к черту уходи! — воскликнул повелитель,

Упорством бедняка рассерженный вконец.

— Увы, там, государь, твой царственный отец.

Перевод О. Чюминой

John Todhunter (1839–1916)

The Banshee

Green, in the wizard arms

Of the foam-bearded Atlantic,

An isle of old enchantment,

A melancholy isle,

Enchanted and dreaming lies;

And there, by Shannon’s flowing,

In the moonlight, spectre-thin,

The spectre Erin sits.

An aged desolation,

She sits by old Shannon’s flowing,

A mother of many children,

Of children exiled and dead,

In her home, with bent head, homeless,

Clasping her knees she sits,

Keening, keening!

And at her keen the fairy-grass

Trembles on dun and barrow;

Around the foot of her ancient crosses

The grave-grass shakes and the nettle swings;

In haunted glens the meadow-sweet

Flings to the night wind

Her mystic mournful perfume;

The sad spearmint by holy wells

Breathes melancholy