вновь погладил ее, только теперь уже по бедрам и самому же подбородку, зная прекрасно, что не вызовет так ни смеха, ни урчания, по крайней мере и явно, но и легкого же ее содрогания с последующими же мурашками по коже, как и того же еще послевкусия после и самого же вкуса ему было вполне достаточно и хватило, — …на его же, собственно, и собственном же примере, что девушек, а там и девочек и женщин… в возрасте и нет… людей или нет… зажимать по темным подворотням… переулкам и углам… вечером да еще и под ночь… не столько не надо, сколько и именно совершенно не стоит, равно как и раздевать… со всем же затем и вытекающим! Но он, как и я, видимо, тоже просто не понял… моих же… намеков… зато и прекрасно же перед этим понял ее и не… и взялся же сразу за двоих: за нее и… меня! И пусть она и не была моим заданием… как и он… и я просто проходила мимо… Но и все же — не смогла пройти до конца! И… что бы мне там потом ни сказали за вмешательство в другое и чужое… кстати… так же еще и не сказали… не зря! А он — именно зря. И не жаль же, безусловно! Как и меня же саму… Разве что — ее. И как ты там еще сказал?.. Обидка? Да… Печаль и обида! И как никогда же — на него… и за нее. Но и благо же, что и все обошлось… более-менее!

— За когти и шипы… с молочными же все и зубами… твердая тройка! — Огласил почти торжественно и даже как-то помпезно-горделиво это и ей же самой парень, ведь и при этом же еще и тихим, куда более глубоким голосом, зацепившись и тут же закрепившись наконец вновь своим затемненным синим взглядом за и на теперь уже определенно ее нижней губе, как и левом же уголке с ранкой под застывшей уже и так же вновь, судя еще и по небольшому покраснению вокруг да и не только от вытертой прямо и ранее косметики, но и ее же прямо-таки и любви кусать ее время от времени, а там еще, видимо, и по-мазахистки неровно отрывать ее параллельно, кровяной корочкой. — Нужно будет еще поработать над техникой! А вот за крылья — твердая… — и оборвал же сам себя, вдруг, и все-таки же не сдержавшись, слегка нажав большим пальцем на эту самую «защитную пленку» ее организма от попадания грязи в открытую рану и последующего ее заражения, услышав тут же ее тихий и болезненный стон-скулеж и сам же еще сдавленно прошипел, будто и ощутив это неприятное рваное покалывание-пульсацию под кожей уже и своей губы, и хотел было уже погладить место ушиба, параллельно еще и подув, чтобы успокоить, а заодно же еще и освежить, взбодрить и в какой-то степени даже обеззаразить, но не успел. Она перебила его уже и сама, раньше и скорее неосознанно, на автомате и по инерции попытавшись лишь сдержать распространение уже и по всему же своему телу еще большей боли и спазма от нее, как и последовавший затем, точно и след в след бы стон-вой, вызванные прямо-таки и одним же по количеству, но и точно же не по качеству разрядом тока от одной лишь точки и касания же к ней, и сжала свои полные губы в тугую полоску, запоздало только осознав, как именно это выглядело со стороны для него и выглядит же прямо и для нее же самой сейчас, а и самое-то главное ощущается и чувствуется и какие именно эмоции вызывает. Но и благо же еще что — не успела и не облизала их по привычке, избавляясь от сухости да и не использовала зубы, закусив ими вновь и свою же нежную кожу, убирая таким образом с нее и все же корочки, параллельно еще и снимая таким образом одной физической болью другую и моральную, переводя внимание. Как вот и сейчас же все, к примеру. Перевела же? Перевела. Да еще и без всего же этого. Но вот и только ли так же все свое в этот раз? Нет! Зато и теперь-то уж точно ее шея ушла с концами и поклона же на покой, как и на второй же план, отдав все свое и полное же при этом первенство губам. Не без жертв. Конечно, куда же и без них такой-то красоте? Да и без темного же, хоть и все еще в меру, синего взгляда напротив с расширенными, пусть и так же все в рамках дозволенно-приличного да и каким-никаким, а терпением, но и уже довольно-таки незаметно в сравнении же все и с теми же черными зрачками под прямо-таки и тяжелое, да еще же и больше после потяжелевшее дыхание из чуть приоткрытых и пересохших, как и ее же собственные, губ, так и кричащих ей шепотом-шуршанием своих же все обветренных кожных покровов: «Дело — дрянь!». Но и кому, как не ей же да и без них же еще, было знать это? А и скорее даже уже и понимать, принимая: знала-то и впрямь давно. Хоть и кажется все, что сравнительно недавно. Равно как и эту же самую реакцию его уже тела и на ее. Но вот и только на что он конкретно злился сейчас? Что она опять-таки и уже успела, сделала не так, только недавно поднявшись да и не сойдя же еще толком ни разу с дивана, как и не отстранившись, не уйдя же от него? И да, может, конечно, и поздно поняла, что руку он так легко и просто, как и быстро от нее не уберет, но ведь и он же сам сейчас ее не убирал, как и не убрал же еще ранее, если прям и так сильно хотел ее обратно — не хотел, значит, а так бы и давно еще убрал. Да и вовсе же — выдернул. А там и — вырвал. Не заботясь и о ней. Но и не выдернул же, не вырвал. Заботится все же? Или забыл? А может, и вовсе засмотрелся? Или вовсе — и не на это злится? Да и злился, злится ли вообще? Может, просто и так смотрит? В конце концов, она же и сама в первый же раз видит его так близко, может, и он — так же? Да и, может, это его