И если голос, как и тембр, еще как-то почти и удалось ему вернуть в прежнее русло и на старую же все и добрую свою назидательную стезю, то вот душу с отражающими же ее зеркалами, резко и просветлевшими в моменте синими глазами, нет: ведь и как начали еще и тогда веселиться за здравие его, так и продолжали же делать это, только уже и за упокой ее, полностью уже открестившись от внешнего кислорода в виде и все того же камина, который и так-то был им особо не нужен, да и иных каких-то действий-порывов извне, будь то свои, телесные или не, перейдя теперь полностью на внутренние и как раз таки душевные же аварийные эмоциональные, чувственные и ощущенческие запасы с неплохим таким бэкграундом и фидбэком же от внешнего и всего, как и всего же того, что было ранее запрещено и держалось, как и сам же сосуд, куда чаще и больше, глубже в своих собственных рамках и гранях, углах, под замком и засовом же дозволенно-запрещенного, в ежовых рукавицах, так сказать, а теперь вдруг резко сорвало же стоп-кран и искры похлеще чем и у самого же открытого огня полетели, прыща и пыша жаром во все же стороны — так черти же в демоне решили проверить легко ли возгорится, как и воспламенится, его собственная же скалисто-лесно-морская арматура, риторически же все, конечно. И не только же и потому, что что-то уже прямо-таки и без этого не подсказывало, а и именно даже кричало, что, как и вода может гореть, пусть и в одном лишь случае из ста, а палка — и стрелять раз в год, как и ружье же, до этого преспокойно висевшее на гвозде, так и это чудо природы, заручившись этим же невозможным одним процентом из ста, вполне же может полыхнуть и полыхнет ведь, явно иронично еще и не любя троицу, недюжинным своим огне-пламенем. Ну а пока же это все — были всего лишь искры-домыслы с минимальным же поражением и практическим не отражением тех же все самых и языков пламени камина, она могла еще соизмерить весь масштаб только надвигающейся на нее трагедии, приумножив то, что было конкретно сейчас и домножив же до того, что будет после и его же личного огня, прямо-таки и пожарища-полымя, того самого момента, когда ей захочется именно фрустрации и полного же несовпадения ожиданий с возможностями, а уже затем и самих же возможностей — с реальностью.

— Нет, я не пьян… — продолжил преспокойно и даже как-то дюже легко он, будто и не заметив, а если даже и заметив, то и не обратив особого внимания ни на ее задумчивость, ни на отсутствие ответов на собственные же вопросы да и никак не акцентировав себя и не оценив же этот ее некий даже и над собой же самим стеб, вернув же ей самой таким образом подаренную ей же и ему развеселость, пусть и немного в ином, неком, пост- и уже куда более осадочно-остаточном ключе, но и все-таки же, да и аванс же все же: она оплатила — он отработал, все чин по чину. — Не под градусом, во всяком же случае… И уже! До — да, не спорю, было же дело и… каюсь! Хоть и не сам же… а все и из-за того же твоего му… дака! Долго же фильтровать его энергию в себе пришлось, просто ужас… Кошмар! Но а сейчас же вот — ни грамма алкоголя в крови… Ноль промилле! — Четко очертил, чуть ли и не по буквам, крайнее же свое слово он. Когда и она же еле удержала себя от повтора за ним и отзеркаливания его же. Правда, и все равно была замечена, но уже и именно же за потугой обратного действия, поступления и тяги: будто и находясь же на сеансе у экзорциста, но и на самом же деле просто зевая в себя, что в том же, что и в ином случае — выглядело пугающе. Но и не для него же, оценившего таки ее попытку отмотать все крайне незаметно назад по достоинству и своей же все индивидуально-личностной шкале от улыбки до оскала — ухмылкой как удовлетворительно. — Но я пьян! Вот так… каламбур, да? Ирония в здании! А может, уже и сарказм… Но и так ли важно это? Когда важно как раз таки и то, что и опять-таки: сомнения — твои, а обидка — моя! Да… Ведь и я же мог сказать и куда красивей… романтичней и поэтичней даже… вроде и того, что… пьян и без вина. Но ты ведь никогда не умела… и не умеешь же до сих пор… понимать намеки! Хоть и говоришь же все при этом, что читаешь между строк и зришь в корень… А еще — не умеешь ценить… и не ценишь же себя по-настоящему! Не осознаешь просто, не понимаешь и не принимаешь свое же значение, значимость и… в моменте! Да и на перспективу… Говоря или думая о себе как в общем, так и о себе же в разрезе и своих, других и чужих… и наоборот… в частности! А порой — и не беря же и их в расчет совсем! Потому… что тебя для себя — нет. Почему? Опять же, все из-за своих, других и чужих! Есть ведь они… А зачем тогда вот и… ты? Ладно! Кого спасала-то вновь: кого и от кого? Что сделала? Давай… Рассказывай!

— Ничего особого да и… особенного! Всего лишь показала этому самому… как ты там и сам выразился… му… жику… — отбила-отбрила его с прищуром своих карих глаз София, прямо-таки и наотмашь, не столько и ткнув колоском в нос, пощекотав же еще его и его же мягким хвостом, забыв где-то в процессе и все правила же игры в «Петушок или курочка?», сколько и именно вдруг зато вспомнив про его же недавнее и ей же самой не «Конфеты или жизнь?» и вдарив им, и только лишь затем спокойно продолжила, уже и сама не замечая его манипуляций с собой же, хоть посмотреть и подивиться же там было кому и тут же чему, а и хотя бы, что и без особого желания как-либо отрываться от нее и даже минимально, чтобы только лишь и похлопать ее же дерзости и резкости с собой же, будучи буквально уже и обвязанным вокруг нее же и еще пока лишь сидя, он