раз на этой неделе. Впрочем, он появился из-за поворота раньше, чем Мишка решил позвонить.

«А ведь это то же самое место, где мы три дня назад разбежались по домам», – подумал Мишка, и что-то неприятное словно кольнуло его.

Он сразу заметил, что выглядит Петька неважно. Синеватые круги под глазами, всклокоченные волосы, бегающий взгляд, а руки! Руки дрожали. Да они буквально ходили ходуном! Если бы сам Мишка выглядел хоть вполовину так же, мама непременно оставила бы его дома.

– Привет, как дела? – привычный вопрос вырвался раньше, чем Мишка успел понять, что не так уж хочет узнать ответ. Честно говоря, он просто-напросто боится услышать, что Петька ему скажет.

Но Петька глянул исподлобья, быстро отвел глаза и пробормотал:

– Все норм, ты как?

Мишка перевел дух. Показалось? День начался по-дурацки, вот и мерещится всякая ерунда. И вообще, может, Петька простыл. Осень же, да и проторчали они на стройке ночью немало.

– Контрольная на втором уроке, – ответил он, и это должно было объяснять все. Петька понимающе вздохнул.

Шли они молча. Мишка уже было решился найти хоть какую-нибудь тему для разговора, чтобы не молчать как две селедки под шубой, как они подошли к школе, а у ворот их встретила мама Стаса. Наивный Мишка еще понадеялся на случайность, но нет.

– А вот и вы, голубчики! – набросилась она на них. – И где, хотелось бы знать, мой Стасик?

Мишка с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза. Еще сложнее было прикусить язык и не сказать чего-нибудь вроде: «Женщина, восемь утра, а ты уже потеряла своего Стасика, так чего ты хочешь от других детей?» Это было бы хамством, а хамить чужим родителям и просто взрослым было нехорошо. Папа бы точно не одобрил.

– Мы не знаем, Владислава Игоревна, – вместо этого осторожно ответил он. – Мы только из дома.

– Из дома? – Владислава Игоревна фыркнула с неподобающим взрослым видом. – И вы нигде не шлялись всю ночь с моим Стасиком?

Почему мама задиры Стаса считала, что они дружат, Мишка не знал. Но во всем, что случалось со Стасом, а с ним случалось многое, точнее, это он случался с другими, виноватыми его мама неизменно делала их с Петькой. Хорошо хоть в это не верила ни классная руководительница, ни родители Пети и Миши. То есть первое время они еще сомневались, но последние пару лет были целиком на стороне сыновей. Владислава Игоревна была неизбежным злом, ее надо было выслушать и молча пройти мимо. Вот и все.

Да и совесть их была чиста. Последние два дня они даже вечером не гуляли, не то что ночью.

– Мы не шлялись с вашим Стасиком, – неожиданно произнес Петька, и Мишка поразился злости в его голосе. – Мы с ним не дружим. С ним никто не дружит, потому что он гадкий тип. Он задирает всех, кого не боится, раздражает учителей и курит за школой. До свидания!

Высказав все это, Петька так быстро пошел к школе, что Мишка его еле догнал.

– Ничего себе, – пробормотал Мишка. – Вот у тебя наболело!

– Она все равно не поверит, – буркнул в ответ Петька. – Но молчать надоело. А сейчас мне нечего терять.

И, проронив такую загадочную фразу, он ускорился так, что Мишке его было уже не догнать. Когда Мишка вошел в школу, Петьки не было в раздевалке. А в классе он сел на свое обычное место рядом с красивой, но ужасно глупой Таней Сорокиной. По тому, как она красиво округляла рот или надувала губы, учителя понимали, что она снова тайком делает селфи. Но никакие замечания и двойки не помогали, и Сорокина продолжала так делать. Ничего удивительного, что почти все учителя позволяли Петьке и Мише сидеть вместе – только не болтать.

Пожав плечами – и когда Петька успел с ним так поругаться, что он, Мишка, даже не заметил, – он тоже сел на свое обычное место. Ему с соседкой повезло больше. Лиза Катина была отличницей, и у нее всегда были запасные ручки или ластик.

Перед самым звонком в класс вошел Стас, и вид у него был такой, что Мишка сразу понял – с матерью он встретился, и пусть она не поверила Петьке, легче от этого никому не будет. Нет, определенно день не задался!

Мишка с трудом сосредоточился на уроке, постоянно чувствуя Петькин взгляд, словно это он, Мишка, первым сел на другое место. И чего не так, спрашивается? Как назло на перемене они поговорить не успели – надо было готовиться к контрольной. Успешно списав у соседки решения двух первых уравнений, Мишка почувствовал себя лучше и даже подумал, что напрасно беспокоился. Он тут же себя одернул, мол, еще Стас до них не добрался, но понадеялся, что и с этим они что-то смогут сделать. Надо только узнать, что такое случилось с другом, странный он стал какой-то.

Тут Мишке повезло. После контрольной Петька сам подошел к его парте и шикнул на Лизу, чтобы она ушла. Та только наморщила нос, но все же спорить не стала и унеслась в библиотеку.

Глаза у Петьки были совсем больные.

– Прости, – просипел он так хрипло, словно простыл.

– За ту дурацкую прогулку? – сразу сообразил Мишка и просиял. – Какие разговоры, друг. Я давно на тебя не сержусь.

Но Петька помотал головой и снова прошептал:

– Прости.

А потом забормотал быстро, так, что Мишка его едва понимал. Наверное, боялся, что его остановят.

– Я не мог придумать, кому подкинуть. Сорокиной? Так она дурочка совсем, жалко. Стас меня убьет, я тебе точно говорю. И Лизка убьет. А ты простишь, правда ведь? И придумаешь что-то обязательно. Ты ведь такой. Или передашь дальше. И потом, мы же оба там были, почему оно ко мне прилипло? Я ничего такого не хотел!

Последнюю фразу он почти выкрикнул, а когда Мишка открыл рот, чтобы спросить, что за бред он несет, друг вдруг нагнулся к его уху и жарко зашептал:

– Катилася торба

С высокого горба.

В этой торбе

Смерть, страх, убийца.

С тобой хочу я поделиться!

Мишка даже забыл, что хотел сказать. Он думал рассмеяться – шутка была пусть и не очень смешная, но вполне в духе Петьки, но холодок, коснувшийся его шеи, заставил его отнестись серьезнее к странному поведению друга. Что-что, а посмеяться они всегда успеют.

– Что это было? – почему-то тоже шепотом спросил он.

Лицо Петьки исказилось. Примерно так же, как в тот раз, когда ему сказали,