и увлажнился, а все несчастья, грязь и недуги, затаившиеся в тёмных уголках, исчезли. Не поддайся люди мелочности, подобное сюда и не заглянет.

Тэсса с гордостью оглядела дело рук своих. Ну вот, осталось лишь убрать то, зачем они сюда и явились, но где же источник? Тэсса закрыла глаза и обратилась к своему чутью. Сосредоточилась на излучениях, в них укрылось нечто совершенно грязное, мёртвое, искажённое и поломанное, дефектный механизм, по неестественным причинам продолжающий работать. Тэсса уловила это и направилась по следу, тонкому и разъедающе-отвратному, в самую сырость и темноту жизни.

Это привело её в подвал, где она спустилась по скрипучим ступенькам. Воздух был спёртый и затхлый, на полу мерцал тусклый, фиолетовый огонёк, рядом с которым сидела мама, поэтому всё остальное было неважно. Мать и дочь встретились взглядом.

— Ты снова сделала это? Я почувствовала колебания силы, а ведь просила не вмешиваться. Ну почему, почему ты меня не слушаешься? — Сказала она.

На её лице отобразилась печаль, освещённая нездоровым светом. Тэсса не знала, что ответить.

— Я знаю, ты думаешь, что помогаешь людям, но вмешательство никогда не приводило к добру. В природе царит тонкий баланс! А такие огоньки как этот нарушают его. Твои деяния несут благо людям, это правда, но для баланса это ничего не значит, он чувствует силу, а не намерения. И каждое колебание сотрясает его. В конечном счете, один из его механизмов перестанет работать так как должен, что-то обязательно пойдёт не так… — Мама сморщила лицо и закрыла глаза.

— Всё хорошо?

— Да, нога побаливает, только и всего. Ты готова? — Спросила мама.

Тэсса кивнула, присела к огоньку, приложила ладони и начала перебирать это рыхлое, расслаивающееся сияние, пока не нащупала семя и, сжав его пальцами, надавила как можно сильнее, и вся сияющая, фиолетовая гнильца втянулась в каменное зёрнышко. Мама спрятала его в складках своего платья.

— Пандора, мы готовы! — Сказала мама.

Через секунду впереди раскрылось полотно, клубящееся оранжевым светом.

Тэсса подошла к нему и обернулась.

— Что такое? — Спросила мама.

— Тот пёс… Он не должен был нас заметить! Ведь… Ведь ты накладываешь ауру пустоты, никто и никогда не замечал, не слышал нас… — Сказала Тэсса.

— Живущему на границе миров между жизнью и смертью не страшны никакие заклятия тишины, и никакая аура нас бы не скрыла… — Ответила мама грустно улыбаясь. — Меня печалит лишь то, что и его задела хворь. Иногда я думаю, что природа слишком податлива для разрушительных сил, но ведь это и располагает к созиданию. Ты что-то созидаешь, а если не понравится, рушишь и перестраиваешь заново. И это не всегда ведёт к свету, иногда рождается нечто зловещее…

— Я сожалею о твоей ноге, мне просто не хватило сил, я бы точно справилась!

— Моя милая, Тэсса, когда-нибудь нас всех не станет, и никто, даже ты с твоими удивительными талантами не сможешь это изменить. Приравняй себя к богу, и жизнь сыграет с тобой злую шутку. — Мать и дочь улыбнулись друг другу, обнялись крепко-крепко, и Тэсса услышала шёпот. — Ну так что? Поможешь своей старой мамочке оказаться дома?

Тэсса усмехнулась, и они шагнули в портал.

* * *

Два тела расщепились на миллионы атомов и начали просачиваться в грунт, сквозь земные слои, один за другим, в самую глубь, ядро земли, где и разместился подземный город — Анима.

Оказавшись в темноте ущелья, Тэсса и её мама направились к полоске света чуть поодаль и выбрались на каменистую возвышенность, с которой открывался вид на город — глыбы тёмно-рыжего минерала, раскинувшиеся повсюду и одинокий домик где-то среди захудалых яблонь, а в самом конце гигантское, дышащее светом и жаром ядро.

Но Тэсса не отрывала взгляда от раны на мамином бедре и её хромой, болезненной походки.

— Не надо так пристально меня разглядывать, сглазишь. — Усмехнулась мама. — Сейчас покончим с зернышком, и я буду как огурчик! — Она широко улыбнулась и похлопала себя по ноге.

Эти хлопки кольнули душу. Тэсса вздрогнула. Боль клокотала в маминой ноге и отзывалась тревогой на лице дочери, и это поглотило светлые мысли и все добрые слова надежды.

Каменистая тропа повела мать и дочь вниз, меж витиеватых, петляющих глыб, в которых, если приглядеться, с трудом узнавались древние как мир улочки, навевая мысль о давно утерянных цивилизациях… Это было путешествие сквозь ткань самой истории. Так они оказались на распутье.

— А когда-то эти земли расцветали… — Вдруг нарушила молчание мама. — Теперь ты видишь, к чему приводит дисбаланс? Посмотри на этот воздух, он сухой и горячий, разве так должна выглядеть колыбель мира?

Тэсса в ответ только буркнула.

— Отправляйся домой, милая, выспись как следует, эта вылазка тебя вымотала… — Сказала мама, и Тэсса окинула взглядом усыхающую рощу, в которой находился её дом, и снова посмотрела на маму.

— Я могу пойти с тобой, проводить тебя, если вдруг что-то пойдёт не так…

— Не беспокойся, Цербер сюда не проникнет.

— Но я чувствую помутнение эфира! Что-то случилось, что-то плохое, но только ли дело в зёрнышке? — Сказала Тэсса.

Мама покачала головой.

— Я не хочу, чтобы ты подходила слишком близко к ядру, особенно сейчас, когда оно оголено, ладно? Зерном я займусь сама, а ты сходи домой, нарежь салат и приготовь компрессы. Потом можешь прилечь. Вот увидишь, сон изгонит все тревоги. Уж поверь, лучшего лекарства во всём мире не сыскать. — Мама улыбнулась, подтолкнула Тэссу плечом в сторону дома и, проследив, чтобы дочь затопала в нужном направлении, заковыляла к ядру по широкой дороге с кучей выбоин и бугорков.

Путь был не то чтобы слишком далёкий, но и не близкий. Большую часть пути по обочинам расположились уродливые пейзажи из древних, сплавленных улиц, выжженных лесов и высушенных озёр. Теперь же это были лишь изваяния, окаменелости, грубые и неотёсанные, коридоры и лабиринты потемневшего рыжего эфира, пробуждающие воспоминания давно минувших дней.

И как это не называй, пустыня останется пустыней, со всеми её бесплодными песками, куда бы не взглянуло око. Самые страшные увечья никогда не позволят нам забыть о чёрных днях.

И вот половина пути пройдена, и свет ядра манит своим теплом…

Мать Тэссы вдруг замерла и опустила взгляд. Нога вляпалась в чёрную лужу, что проистекала с самых скал, с чёрного куба, инкрустированного в рыжий минерал. Куб весь растрескался, и чёрные ручейки похлёстывали из него во все стороны, но растекались путями хитрыми и заумными, словно чья-то воля направляла их тайной, незаметной даже самому острому глазу тропой, одна из которых, как оказалось, убежала в сторону противоположную ядру.

Невзирая на боль