— Добро, отец Иннокентий, поеду я. Дел много. Все, что непредвиденное тратят, ты чеки собирай. На следующей неделе заеду обязательно…

Неожиданно аромат тюльпанов с клумбы, возле которой я зависла, становится удушающим. Голоса, шум строительной техники сливаются в единый гул, и мир начинает «растекаться» цветными пятнами. Я медленно оседаю на асфальт, но в самый последний момент меня подхватывают сильные мужские руки.

— Эй, ты чего удумала, — это тот самый Владимир, — Ну ка на лавку давай. Ножками то шевели, — возле моего лица появляется бутылка с водой, — Пей.

Шипучая минералка помогает, и мир начинает возвращать четкие очертания.

— Спасибо, — дрожащей рукой возвращаю «Боржоми», но почему-то разжимаю пальцы до того момента, как мужчина успевает ее перехватить. Минералка выплёскиваемся на джинсы, а бутылка улетает в траву.

— Простите… — всхлипываю я. Эта последняя капля окончательно пробивает броню моей выдержки. Падаю лицом в ладони и начинаю рыдать.

— Да что ты будешь делать… — ворчит Владимир, — Беременная что ли? Чего в обмороки летаешь? — я отрицательно качаю головой.

— Просто не поела…утром…

— Зовут тебя как?

— Василиса…

— Верующая? Так чего не на службу пришла?

— Неверующая… Первый раз я. Раньше только с бабушкой на Пасху бывала, — он достаёт сигарету и задумчиво прикуривает, глубоко втягивая дым.

— Вот как мы поступим… Василиса… Ты мне все по-честному расскажешь, а я подумаю, как тебе помочь.

— Мне не нужна помощь, — я испугано вскидываюсь, слёзы просыхают, резко поднимаюсь на ноги и со стоном возвращаюсь на место. Тошнота ещё качает сознание.

— Да, — ухмыляется Владимир, — Я вижу, что не нужна. Ты много о себе думаешь, Вася. В плане секса я не испытываю к тебе ни малейшего интереса. Вот подкормить — вполне. Тебе восемнадцать есть?

— Девятнадцать.

— Уже легче. Так вот, вряд ли у тебя может быть такая проблема, которою я не в состоянии решить.

— У меня именно такая…

— С самого начала, Василиса… — повышающийся тон говорит о потере терпения у мужчины. Почему бы и не рассказать, выговориться тоже бывает полезно.

— Брат погиб неделю назад. Служил по контракту, уже домой скоро было. А тут неожиданно звонит мужик и таким мерзким, ровным голосом говорит, чтобы приезжала и тело забирала, — тухну. Язык отказывается шевелиться, но я говорю, глотая стекающие в горло слёзы, — Ничего не рассказали, денег не заплатили, сказали, что сам был виноват, друга спас… Нужно следующий семестр оплачивать в институте, а на него я даже на свободном посещении не заработаю…Все в квартире Архипа напоминает. Как ремонт делали, как из деревни переезжали… Соседка сказала, что матушка в этом храме хор женский собирает, мол, стены святые помогают. Я попробовать решила. А они сразу сказали, что не подхожу… Глупая идея была, понимаю. Слабо я на верующую похожа, — Владимир слушает мой сбитый рассказ молча. Успевает докурить вторую сигарету, затушить ее ботинком и бросить в урну.

— А ты поешь, значит?

— Колледж культуры закончила по эстрадно-джазовому вокалу…

— Учишься тоже музыке?

— Нет. Брат заставил на языки пойти. Баллов на бюджет заочки хватало, а он упёрся, чтоб только дневное. Архип хотел, чтобы у меня было… — в горле снова начинает образовываться ком, который не выходит сглотнуть, — Вот и заработал… — решаюсь поднять на мужчину глаза. Сед, по-мужски красив, лёгкая небритость, взгляд сканирующий, тяжелый. Он думает. Носогубная складка глубокая — выдаёт суровый характер. Ему примерно лет шестьдесят, может, чуть меньше.

— У меня есть караоке-клуб. Пойдёшь работать в вечернюю смену. До глубокой ночи задерживаемся только если корпоратив заказывают, так что, будешь успевать высыпаться. С аппаратурой дружишь? Микрофоны подключить, колонки?

— Дружу… — судорожно пытаюсь осознать выгодность предложения, пока мужчина достаёт из пачки третью сигарету и задумчиво крутит ее между пальцами, — Продержишься три месяца — оплачу обучение в институте, — открываю рот, чтобы его перебить, но Королев останавливает меня жестом, — Я покупаю твою преданность, Василиса. В моей жизни моменты бывают разные. Если решишь работать, то приезжай сегодня к семи вечера в «Ночь» на Кутузовском. Визитку возьми, — я ошарашена натиском, но и отказываться не спешу.

— Спасибо… — зажимаю кусок картона в ладонь.

— Поехали, довезу до дома тебя.

— Я могу сама. Мне лучше. Спасибо… — инстинкт самосохранения включается на полную мощность, смешивается со слабостью, и мои руки начинают трястись.

— Василиса, поверь, — Владимир со вздохом встаёт с лавки и делает шаг в сторону машины, — Тебе не стоит меня бояться. Поехали до Макдональдса довезу, не уверен, что сама ты вообще способна куда-то дойти.

— Василиса? — из воспоминаний меня вырывает певучий грудной голос отца Иннокентия, — Вы не меня ожидаете? Дела в городе задержали.

— Вас, — стараюсь улыбнуться, — Владимир должен был предупредить, что я за сметами заеду.

— Точно! Совсем из головы вышло, пойдёмте, — кидаю последний взгляд на лавку и иду следом за батюшкой.

Может быть, этот раз станет последним? И я, наконец, смогу приходить сюда со светлыми мыслями?

Василиса

События первой половины дня меня выбили из колеи, размазали. Чтобы как-то привести себя в чувства, пришлось заехать домой: принять душ, поправить потекший макияж и переодеться. Соседка, услышав, что я дома, попросила купить продуктов. Как я могу ей отказать? Старушка за последние месяцы сильно сдала.

В итоге — на работу попала уже в сумерках, думала, что на метро будет быстрее, но на станции сломались турникеты. Пол часа ждали рабочих, пока починят. Володя очень злится, когда я пользуюсь подземкой, а не такси. Считает, что это небезопасно. Но сегодня ворчать не будет, его самого ещё нет на работе. Место на стоянке пустое.

— Привет, Катюш, — здороваюсь с администратором, тянусь поцеловать ее в щеку, но замечаю, что девушка не спешит проявлять ко мне любезность, а неестественно косит глазами в сторону коридора.

Все ясно. Вечер будет не легче утра. Анастасия Ивановна собственной персоной пожаловала и, видимо, уже успела разбавить трудовые будни персонала практикой злословия. Мысленно готовлюсь уйти в глубокую оборону, пока из-за двери выплывает «облако блестящего гипюра». Ее бы вместо диско шара подвесить. Делаю глубокий вдох и смело скрещиваю свой взгляд с ее, пышущим ненавистью.

— Ну здравствуй, ДОРОГАЯ девочка, — таак, а дело, похоже во мне. Женщина щурит глаза, и ее губы кривит злая усмешка, — За какие ж это заслуги перед отечеством у нас такие премии выдают?

— Добрый вечер, Анастасия Ивановна, — пытаюсь ей улыбнуться, — Не понимаю о чем вы?