Прозвенел звонок с урока, и Лисе повела Булле в пустой спортзал, где они подошли поближе к штандарту. Булле медленно прочитал все буквы:

— О-р-к-е-с-т-р ш-к-о-л-ы У-к-р-о-м-н-ы-й у-г-о-л-о-к.

— Но в первом слове была лишняя буква! — в отчаянии сказала Лисе. — Правда!

Булле глубокомысленно сложил руки пирамидкой и обернулся к ней:

— Может быть, доктор Проктор изобретет какое-нибудь средство, чтобы обуздать твое воображение, дорогая.

— Воображение тут ни при чем! — крикнула Лисе.

Булле примирительно похлопал ее по спине:

— Успокойся. Ты знаешь, в чем разница между тобой и мной, Лисе?

— Нет. Впрочем, да, знаю. Почти во всем.

— Лисе, разница в том, что я, будучи твоим другом, слепо верю всему, что ты говоришь.

— Наверное, потому, — сказала Лисе, — что я всегда говорю правду.

Булле задумчиво посмотрел на штандарт:

— Мне кажется, пора посоветоваться с нашими друзьями.

— У нас нет друзей, Булле. Если не считать нас самих, у нас есть только один друг!

— Значит, уже есть круг друзей, если хочешь знать мое мнение, — сказал Булле и стал напевать начало партии первого голоса «Старого марша корпуса егерей».[1]Лисе не смогла устоять и поддержала его, напевая партию кларнета.

И вот так, под звуки «Старого марша корпуса егерей», они прошествовали от школы на Пушечную улицу и по ней — мимо красного дома, где жила Лисе, мимо желтого дома напротив, где жил Булле, пока не оказались перед занесенным снегом по самую крышу синим покосившимся домом в конце улицы, — домом, где жил их единственный друг. Они прошли мимо голого грушевого дерева и постучали в дверь, потому что звонок, как всегда, не работал.

— Доктор Проктор! — крикнул Булле. — Это мы!

Однако дверь доктора Проктора осталась закрытой.

— Ну где же он? — пробормотал Булле и заглянул в щелку для писем.

— Там, — сказала Лисе.

— Где? — спросил Булле.

— Да вот же он.

Булле обернулся и посмотрел вверх, куда указывал палец Лисе.

И там, на коньке крыши, он увидел высокого худого человека в профессорском пальто и розовых наушниках. Человек осторожно, маленькими шагами, вытянув руки перед собой, пробирался вдоль крыши.

— Доктор Проктор! — крикнул Булле как можно громче.

— Он не слышит, — сказала Лисе. — На нем же Двойные наушники.

Двойные наушники — или Двойные Ушные Заглушки доктора Проктора — профессор изобрел для защиты от шума, производимого другим его изобретением: Порошком ветронавтов доктора Проктора.

Лисе слепила снежок и бросила. Он ударился о крышу прямо перед профессором, тот покачнулся и стал выплясывать на коньке. Руки его замелькали, как лопасти турбины, и сдвинули на висок один из наушников.

— Что вы там делаете? — крикнул Булле.

— Машу… руками… — отозвался профессор и замахал руками пуще прежнего, — и извиваюсь всем телом… — простонал он, когда его длинное тощее тело стало раскачиваться. — А теперь… я теряю равновесие! — закричал он и вдруг пропал.

Булле и Лисе испуганно переглянулись. И бегом бросились вокруг дома.

— Эй, вы там?! — закричала Лисе.

— Эй, вы там?! — закричал Булле.

— Эй, я там, — глухо раздалось из-под снега, и на поверхность высунулись две руки. — А если мы уже закончили эйтамкать, может, вы все-таки поможете мне?

Лисе и Булле схватили профессора за руки, и уже второй взрослый за этот удивительный день был извлечен из-под снега. Хотя можно ли считать этого человека по-настоящему взрослым — еще вопрос. Большинство изобретений доктора Проктора были скорее детскими и ужасно забавными, однако, к сожалению, в мире взрослых от них не было почти никакого проку. Но разве это может иметь значение, когда у тебя сад из одной груши, двое близких друзей и ты помолвлен с самой милой и — насколько доктор мог видеть сквозь свои вечно мутные мотоциклетные очки — самой красивой женщиной Осло Жюльет Маргарин.

— Зачем на вас наушники? — спросила Лисе, помогая доктору Проктору встать на ноги.

— У меня замерзли уши, а шапку я не нашел, — объяснил профессор. — А что случилось?

Лисе рассказала обо всем, что произошло на школьном дворе.

— Грегор Гальваниус, о да. — Доктор Проктор отряхнул снег со своей взъерошенной шевелюры. — Весьма необычная личность.

— Вы знаете господина Ика? — спросил Булле. — Трульс и Трюм пришили его брюки к стулу очень крепкими нитками. Урок труда — штука загадочная. Хотелось бы знать, как им удалось сделать это так, что он ничего не заметил.

Доктор Проктор вздохнул:

— Грегор, скорее всего, заснул, бедняга.

— Но как учитель может заснуть на собственном уроке! — удивилась Лисе.

— Может, если ему хорошо только во сне, — сказал доктор Проктор.

— А это что такое? — спросил Булле, показывая на ноги доктора.

— Это, — профессор тоже уставился на свои красно-оранжевые башмаки с синими шнурками, — мое новое изобретение. Башмаки равновесия доктора Проктора. Смотрите… — Он поднял одну ногу и показал подошву. — Я приделал мощные магнитные подошвы к паре старых боксерских туфель. В них теперь можно удерживать равновесие на любой поверхности. Надо только установить ручку в нужное положение.

К туфлям были приделаны обыкновенные переключатели от плиты. Лисе прочитала положения:

НАТЯНУТЫЙ КАНАТ

ПРОВИСАЮЩИЙ КАНАТ

ЗАБОР

ПЕРИЛА МОСТА

КОНЕК КРЫШИ

— Роскошно! — закричал Булле. — Можно мне попробовать?

— Пока нельзя, дорогой Булле. Мне еще надо отладить эти башмаки, чтобы с ними все было, э-э, ладно.

— Но вы-то ходили в них по крыше! — с легкой досадой напомнил Булле.

Он предпочитал испытывать не вполне отлаженные изобретения доктора Проктора.

— Мне надо было проверить антенну. — Доктор Проктор показал на крышу, где на бледном фоне зимнего неба чернела большая телевизионная антенна. — У меня ни один канал не показывает.