— Гм, — хмыкнул Мадсен, когда наступила полная тишина.

Он задумался, что же сказать музыкантам об этом исполнении. Штука была в том, что вышло не так уж и плохо. Кое-какие помарки, конечно, были: занервничавший кларнет в какой-то момент сорвался в фальцет, парочку фальшивых нот издала валторна, разок неудачно бухнул большой барабан, да еще, похоже, кто-то из духовых от чрезмерного усердия пукнул. Но в общем и целом было хорошо. И даже очень хорошо.

Мадсен откашлялся, оркестр в напряжении смотрел на него.

— Ну, в общем, не так уж и плохо, — сказал Мадсен.

Мадсен всегда выражался очень сдержанно. Отсюда — «не так уж и плохо». Но если подумать, то «не так уж и плохо» было недостаточно высокой оценкой. Поэтому он откашлялся еще раз:

— Ну, в общем, совсем не так уж и плохо.

Несомненно, оркестр школы «Укромный уголок» значительно продвинулся вперед после летнего провала на фестивале в «Стампеслетта». В душе Мадсена забрезжила — впервые за все то время, что он был дирижером, — робкая надежда. В результате с ним случилось небывалое: он растрогался. Даже глаза под очками увлажнились. Он поправил очки, чтобы этого никто не увидел.

— Еще раз, — сказал он и вспомнил, что сначала надо откашляться.

Оркестр школы «Укромный уголок» сыграл еще раз. И еще раз. И каждый раз звучало все лучше и лучше.

— Еще разок, и сделаем перерыв, — сказал Мадсен.

Он поднял палочку. Но опустил ее, даже не начав обратный отсчет.

— Трульс и Трюм, вы куда?

Трульс и Трюм уложили в чехлы свои малые барабаны, застегнули на молнии толстые куртки-пуховики, отчего стали похожи на комплект автомобильных покрышек, и направились к двери.

— Домой, голосовать за Теноресена, — ответил Трульс. — Через полчаса звонки перестанут принимать.

— Но репетиция еще не закончилась, — возразил Мадсен.

— Чихать мы на это хотели, — заявил Трульс. — Мы вообще уходим из оркестра.

— Ух-ходите? — Мадсен поправлял и поправлял очки, но никаких сомнений в том, что он видел и слышал, не было.

Эти два лоботряса решили уйти из его оркестра!

— Не можете же вы уйти сейчас! — крикнула Лисе. — Сейчас, когда мы наконец стали звучать как нормальный оркестр.

— Закрой пасть, вонючка, — сказал Трульс. — И от вашего оркестра воняет.

— Воняет за километр, — подхватил Трюм и открыл дверь.

— Подождите! — крикнул Мадсен — А что вы будете делать?

— Мы переходим в хор.

— В хор? — Мадсен не поверил своим профессионально чутким ушам. — Кому надо петь в хоре, если можно играть в оркестре?

— Нам, — сказал Трульс. — И им.

Он показал на Беатрис и двух ее подружек, которые тоже прятали инструменты.

— И им, — сказал Трюм и показал на всех троих валторнистов, которые уже защелкивали замки на футлярах инструментов.

— Что происходит? — закричал Мадсен и постучал палочкой по краю пюпитра.

Но это не помогло. Напротив, все больше музыкантов укладывали свои инструменты в футляры.

— Бунт на корабле! — крикнул Булле и запрыгнул на стул.

Но никто его не слышал. Все торжественно удалились, а Беатрис, уходившая последней, показала Булле язык и хлопнула дверью.

Когда вновь воцарилась тишина, Лисе окинула взглядом спортзал. Кроме нее, Булле и Мадсена, в зале осталась только Янне, игравшая на тубе. Янне никогда ни с кем не разговаривала. Стекла ее очков были частично заклеены пластырем, чтобы январский снег не слепил ей глаза.

Мадсен стоял перед ними, руки его висели как плети, нижняя губа дрожала. Он долго стоял так, пока губа не перестала дрожать. Потом поправил очки, поднял палочку и обратил взор к трем оставшимся музыкантам:

— Все готовы исполнять «Очень старый марш корпуса егерей»? Четыре, три, два, один…

Вернувшись домой, Лисе расстегнула сапоги, сняла их и поставила в шкаф.

Вошла в гостиную. Мама и папа сидели в креслах перед телевизором, на экране Теноресен с охапкой цветов сиял на все стороны улыбкой.

— Привет, какие новости? — спросила Лисе.

— Теноресен и «Фанни войсиз» только что победили на конкурсе! — со счастливой улыбкой сообщил папа. — Ты тоже рада?

— Привет, дружок, — сказала мама, не оборачиваясь. — Бутерброды в схолодильнике.

— Все музыканты оркестра ушли, чтобы петь в хоре, и…

— Тсс! — шикнула мама. — Теноресен будет дирижировать еще раз.

Мама и папа наклонились вперед, поближе к телевизору.

Лисе вздохнула, вышла на кухню и взяла два холодных бутерброда с белым сыром. Из гостиной до нее доносилось пение, родители подпевали:

— Любовь… Спрекрасней слова нет на земле…

Выпив молока и почистив зубы, Лисе вошла к родителям. «Кон-ХОР-с» завершился, и диктор сообщил, что после выпуска новостей Халлвар Теноресен расскажет нации в большом интервью о своей победе на конкурсе.

— Спокойной ночи, — сказала Лисе и обняла маму и папу.

— Вот что я забыла, — спохватилась мама. — На родительском собрании позавчера фрекен Стробе сказала, что ты могла бы почаще поднимать руку. Ведь ты всегда знаешь правильный ответ.

— Хорошо, — согласилась Лисе.

Не могла же она объяснить, что Булле всегда успевает ответить прежде, чем она поднимет руку. Хотя его ответы обычно не очень-то связаны с вопросом.

— Между прочим, мы тут познакомились с вашим новым учителем струда и художественного воспитания, — сказал папа. — Господином Гальваниусом, кажется…

— Мне он показался жутковатым. — Мама поежилась. — Когда мы обменивались рукопожатием, его рука показалась мне какой-то студенистой. Спальцы тоже странные, как будто между ними рыбьи сплавники.

Папа-комендант засмеялся, услышав слова мамы-комендантши.

— Ха-ха. Ты спреувеличиваешь, дорогая. Или это правда, Лисе?

— Мм, — протянула Лисе.

Она не слышала вопроса. Потому что в это время диктор по телевизору сообщил маленькую новость, которая потрясла ее. Новость была такой незначительной, что ее можно было пропустить мимо ушей, она и спряталась между новостью об ужасном землетрясении где-то на другом конце планеты и прогнозом погоды. Фактически новость состояла из одного предложения. И все же волосы у Лисе встали дыбом. В точности так, как когда она в спортзале смотрела на штандарт оркестра.

— Спокойной ночи, золотко мое, — сказал папа и поцеловал Лисе в лоб.

Но когда Лисе легла и попробовала заснуть, в голове ее закрутилось все то же короткое предложение. Новость была такой маленькой, что диктор прочитал ее с улыбкой: «Полиция сообщает о волне краж носков».