Когда кузня оказалась за нашими спинами, я услышал грубый басовитый голос:

— Шакал.

Я обернулся через плечо, сбавив ход:

— Что?

Урхамму невозмутимо посмотрел мне прямо в глаза и сплюнул на землю.

— Торговец древесины. Продал мне гнилые черенки, — тихо сквозь зубы проговорил он.

Затем, легким движением рук, Урхамму разломал мотыгу пополам и бросил у входа в мастерскую.

Я понимающе кивнул и двинулся дальше. Мою спину буквально прожигал испепеляющий взгляд кузнеца.

«О чем это он? Я отчетливо видел, что черенок изготовлен из отличного куска финиковой пальмы. Тут явно что-то не так».

Когда кузница скрылась из виду, я повернулся к Сему и спросил:

— Ты с ним хорошо знаком?

— Ну… — замялся тот. — вроде того. Ну… то есть… это единственная дорога от моего дома к твоему. Так, что я часто прохожу мимо мастерской.

— Я не это имел в виду.

— А… что?

— Боги! — события сего утра резко сделали меня раздражительным. — Ты меня за дурака держишь?! Он смотрел на тебя, словно вельможа на дерьмо!

— Я… я не заметил, — произнес Сему максимально неубедительно. При этом он то и дело отводил взгляд.

— Ты что, должен ему серебро?

— Нет, — быстро ответил он, — мне вообще не нужны услуги кузнеца.

— Неужели?

— Да.

— Как скажешь, — я махнул рукой. — У меня сейчас своих проблем хватает.

Казалось, его полностью удовлетворил мой ответ. Утерев пот со лба рукавом рубашки, он вновь принялся тихо вздыхать.

Тем временем мы приближались к дому корзинщика. Я уже мог различить отдаленные возгласы толпы зевак, собравшихся посмотреть на разрушенную постройку.

Навстречу нам шел седой старик с испещренным морщинами лицом. Толстой тростинкой он подгонял быка, топавшего впереди. Один рог у животного отсутствовал. Судя по всему, был отпилен. На второй хозяин одел колпачок. Видимо, этот бычок кого-то забодал, и старику пришлось так поступить со скотиной, дабы не выплачивать штраф серебром. В глазах быка застыла печаль, тоска, и я подумал, что скоро тоже пойду с таким вот выражением к месту приговора…

«Приговора? Какого еще приговора? Не будет этого. Ведь я не совершал преступления. Меня не за что судить. Сейчас приду и на месте во всем разберусь».

Гоня от себя дурные мысли, я продолжал идти вперед, однако чем ближе была хижина корзинщика, тем сильнее становилась тревога. И без того хлеставшая через край, она угрожала перерасти в настоящую панику.

Повернув за очередной угол, мы, наконец, увидели дом Бел-Адада. Небольшая толпа из десятка зевак, обступивших хижину без крыши, вполголоса перешептывалась, обсуждая происходящее. Подойдя ближе, я заметил, что основная масса людей облачена лишь в набедренные повязки, а некоторые и вовсе стояли нагишом. Видимо, их настолько заинтересовало сие печальное зрелище, что они выскочили из домов в чем мать родила. Однако меня куда больше волновали несколько стражников, нежели неприкрытые чресла. Воины сильно выделялись среди остальных. Их трудно было не заметить.

Все в длинных кожаных рубахах, подол которых опускался до колен. Нашитые поверх металлические пластины ярко сверкали в лучах восходящего солнца. Как и бронзовые шлемы-шишаки[1]. Каждый стражник был опоясан темным кожаным ремнем, где покоились ножны с коротким мечом. Двое, что держали толпу на небольшом расстоянии от дома, имели вдобавок копья, выставленные медными наконечниками вперед, и длинные, грубо сколоченные, узкие щиты. Когда я приблизился вплотную, то насчитал четверых — еще один осматривал хижину с порога, придерживая рукой висевшую на одной петле дверь. Второй стоял возле носилок, на которых лежало чье-то тело, прикрытое куском серой ткани. Нетрудно было догадаться, кто скрывался под ним.

«Корзинщик».

Я нервно сглотнул.

«Еще не поздно повернуть назад. Скрыться. Откуда такая уверенность, что мне поверят? Я поступаю глупо! Признай! Признай же самому себе! Даже если я ни в чем не виноват, это еще нужно доказать! Но ведь я и вправду не виновен. Боги свидетели! Но уверен ли я в этом? И помогут ли мне боги? Лучше бежать… нет! Я иду. И да поможет мне Шамаш[2]!».

Подойдя к толпе, я без лишних церемоний начал орудовать локтями, пробираясь ко входу в жилище Бел-Адада. Послышались возмущенные крики и проклятия, которыми собравшиеся щедро осыпали мою голову. Но мне было все равно.

«Чем скорее закончится это безумие, тем лучше».

Сему остался где-то позади.

«Ну и славно. Хоть ненадолго избавлюсь от его нытья».

Спустя минуту упорной работы локтями, я, наконец, добрался до хижины и, чуть было, не напоролся на медный наконечник копья.

— Куда ломишься? — рявкнул один из стражников со щитом. — Это место преступления!

— Я знал корзинщика… — начал было я.

— Да его, небось, вся округа знала, — перебил воин и презрительно добавил, — так, что стой среди остальных, мушкену[3].

— Дело в том, что я ремесленник…

— Еще и ремесленник[4], — фыркнул второй стражник, сострив гримасу отвращения, — прочь отсюда, вошь! Иначе мы мигом прекратим твои жалкие страдания на этой бренной земле.

— Ремесленник, который построил этот дом! — выпалил я, сам поразившись своей смелости.

«Но раз уж идти, то до конца!».

В мгновение ока наступила абсолютная тишина. Словно Мардук выглянул из-за облака и разом молнией всех поразил. Люди с изумлением таращились на меня. Воин, стоявший в дверях хибары, медленно повернулся в мою сторону. Судя по золотой рукоятке меча, это был глава отряда. Молчание длилось несколько секунд, но потом его прервал первый стражник со щитом. Его вид мне изначально не понравился. Широкий лоб, который пересекала одна глубокая морщина. Острый, как у коршуна, нос. Небольшая, конусообразная бородка. И глаза. Серые. Узкие. С безумным огоньком внутри. Когда же его рот, обрамленный тонкими губами, раскрылся в злорадном смехе, меня и вовсе пробрала сильная дрожь.

— Командир! — загоготал он. —