Этл остановился, повернулся к девушке. Заглянув ей в глаза, он произнёс мягко, но настойчиво, словно уговаривая неразумное дитя:

— Пойми, Ёлка, это необходимо. Люди должны привыкнуть к тебе.

— А меня кто-нибудь спросил? — капризно надула губы Ёлка, — Я сама не желаю к ним привыкать! Слышал бы ты, что за вздор они там друг другу пересказывают… Уши вянут!

— И всё-таки это — твоя родня. Тебе следует научиться с ними ладить.

— Ладить? С ними? Да они меня терпеть не могут. За то, что Оком целованная**, и за то, что в лесу живу, а больше всего за силу. Ведь когда припрёт — заявятся к нам с гостинцами и будут в ноги кланяться, а исполню о чём просят — опять начнут втихую вслед плевать и делать охранные знаки. Уж хоть бы делали-то правильно…

— Ёлочка, они не виноваты. Большинство людей не видят потоков силы и не понимают, как работает охранный знак. Поэтому среди них иногда должны появляться такие, как ты, те, кто понимает и видит.

Однако все эти серьёзные и умные слова пропали даром. Ёлка молчала, упрямо уставившись себе под ноги. Этл снова вздохнул и тоже отвёл глаза.

— Ах, Ёлка, Ёлка, — тихо сказал он, — Принуждать тебя я не могу. Но давай договоримся: пусть всё будет по-прежнему хотя бы до Маэлевой ночи. Если зовут на вечёрку, не отказывайся, очень тебя прошу. Несколько мгновений Ёлка продолжала неподвижно смотреть в землю, пряча чуть затеплившуюся на губах улыбку, а потом вдруг шагнула к Исту, обвила его руками и прижалась к нему всем телом, доверчиво и наивно прильнув щекой к его груди.

— Ну если ты просишь, — шептала она зажмурившись и счастливо улыбаясь, — Для тебя я сделаю всё, что угодно, только скажи.

Примечания:

* Вотолить — толсто, дурно прясть.

** Поцелуи Ока — веснушки.

Нелюбовь

Истов хутор зовётся Еловая горка. Сколько себя помню, мы всегда жили вдвоём, а кто я и откуда взялась — не знаю. Нер говорит, что когда-то Ист нашёл меня в корзинке у порога. Но Нер больно уж любит приврать ради забавы, так что особой веры его словам нет. А больше спросить не у кого. У Иста? Бесполезно, он же этл. Нет, он, конечно, ответит, но так, что не поймёшь: то ли это правда, то ли шутка, то ли он просто ляпнул, что сила подсказала.

Вот он, например, говорит, что наша горка зовётся Еловой в честь меня. Это, конечно же, не правда: самым старым из здешних ёлок кругов, наверное, по сто, а мне всего восемнадцать. Или двадцать? Я точно не знаю. Ист говорит, я родилась в год рассветной жёлтой ивы, а сколько это на людской счёт, объяснить толком не может. Этлы считают время по-своему. Как-то сдуру попросила научить меня ихнему счёту, так он потом весь день толковал про какие-то двенадцать деревьев, восемь красок и четыре направления потока силы… У меня аж в голове загудело! Из всего этого я поняла только одно: сила в мире течёт не как попало, а по своим правилам. Ну, как вода в реках: есть русла, и в них тоже когда прилив, когда спад… Думала, Ист рассердится, что я такая глупая, а он почему-то наоборот остался доволен, и даже сказал, что я поняла самое главное, остальное не так уж важно.

Ист научил меня многим вещам. Лазить по деревьям, плавать, различать запахи, находить тропу в лесу. Понимать языки некоторых зверей и птиц. И конечно же, видеть силу. Мне проще всего зачерпнуть силу возле ёлок. Наверное, потому-то меня и зовут Ёлка. Ист говорит, что ёлка — это моё растение силы. Я как-то спросила его, что это значит, а он ответил, что растения силы — наши личные друзья, которые делают нам добро и делятся с нами своей жизнью. А мы должны в благодарность за это ухаживать за ними. Я в ту пору уже была знакома с людьми, и сказала, что у хуторских, наверное, растения силы — это репа и лён. Ист знатно посмеялся над моими словами, но заметил, что по сути я права, ведь еда и одежда — это тоже сила.

Нам никогда не скучно вдвоём. Одно время я вообще думала, что в лесу живём только мы! Я тогда, конечно, была ещё совсем козявка и о многом судила по-глупому. Плакала, например, когда Ист надолго уходил в лес, а меня запирал в избе… Потом-то стала понимать: ушёл один — значит, так надо. К тому же у меня завелась особая обережка: я всегда могла узнать, где ходит мой этл и скоро ли вернётся домой. Я для этого взяла несколько его волосков и вплела их в соломенную птичку. Она висела себе под потолком в избе и всегда носиком поворачивалась в ту сторону, где он ходил. И покачивалась. Если чуть-чуть, значит, ещё далеко. Ну а уж если начнёт болтаться, словно от сильного ветра, значит, пора собирать на стол, скоро хозяин будет дома. Когда делала свою птичку, думала: вот я хитра! А оказалось, Ист сразу всё заметил, но не обиделся, что я за ним слежу. Только позже сказал, что делать птичку было не обязательно, я всегда могу услышать его шаги, приложив ухо к земле за порогом. А если очень нужно, его можно даже позвать. Я удивилась, говорю:

— Как звать-то? Что делать надо?

— Залезь на самую большую ёлку и кричи в дупло: Ист! Только от всей души ори, как следует.

Сказал так и рассмеялся. Я, конечно, тогда слегка обиделась на него. Думала, он просто пошутил надо мной, а оказалось — вовсе нет. Стоило покричать в дупло, он всегда приходил, хоть и ворчал потом, что я его беспокою по пустякам. А в последний раз он сказал мне, что, вообще-то, орать на весь лес не нужно, да и на ёлку лезть совсем не обязательно. Можно сделать всё точно так же, как я делаю, только молча и с любого места, потому что он на самом деле слышит не мои вопли, а зов силы. Тоже мне, шутник! Не мог сразу сказать, забавлялся, глядя, как я ворон из дупла выпугиваю…

Когда я была ещё совсем маленькая, Ист, бывало, относил меня на Майвин остров и оставлял там на попечение Майви. Позже я и сама стала ходить к ней в гости. Она забавная и добрая, но